Демидов поджал сухие губы.
– Затянутая программа. Слишком затянутая.
– Прикажете сократить?
– Отставить. Но чтоб в следующий раз мне…
– Уяснил, товарищ командующий. Больше не повторится, – вытянулся над генеральским креслом Сабатеев и черкнул карандашом в блокнотике.
Генерал сидел, скучал, барабанил пальцами по парапету. Поглядывал, на публику в зале, и хмуро – на сцену: там все еще плясали неугомонные половцы.
– Сабатеев! – окликнул Демидов своего начальника охраны.
– Я!
– А зачем столько охраны в зале? Тебе что, людей больше занять нечем?
– Виноват, товарищ командарм. Но я тут при чем? Это все этот, московский майор, армянин, распоряжается. Как у себя дома. Понаедут, и давай порядки наводить. Будто без них и дела никто не делает. Им бы, товарищ командующий, только звездочки на погоны цеплять. А пороху толком и не нюхают. Это майор сказал, что, мол, по его мнению, следует принять чрезвычайные меры безопасности…
– Для чего?
– Для вашей охраны.
Демидов удивленно посмотрел на Сабатеева.
– А ты у меня на что?
– Вот и я о том же.
Демидов усмехнулся.
– Звездочки, говоришь… Ты, Сабатеев, передай этому майору… из Москвы… От моего имени. Пусть впредь свое мнение держит при себе.
– Передам, товарищ командующий… Лично я безопасность вам гарантирую, у меня все под контролем.
Половцы схлестнулись кривыми саблями в последний раз. Исчезли за кулисами. Ведущий приблизился к краю рампы. Выдержал томительно долгую паузу. И наконец бодро выкрикнул в зал.
– Народный артист Советского Союза Юрий Дормидонтович Яхонтов. Ария из оперы «Князь Игорь»!
Голос ведущего потонул в буре аплодисментов.
Демидов привстал с места, гневно глянул на Сабатеева.
– Сабатеев! Это что еще?
– Ария! Ваша любимая!
– Где Джан, Сабатеев? Я спрашиваю!
– Не могу знать. Должна была петь в дуэте… Вот, в программе…
– Что ты мне эту программу тычешь…
– Прикажете найти Джан?
– Немедленно.
Сабатеев поспешно покинул генеральскую ложу.
Глава девятая
Вильно. 1944 год, август
Капитан Конин стоял у стены, недалеко от ярко освещенной сцены, рассматривая публику в зале. В оркестровой яме заметил пустующий стул. К нему сиротливо привалился контрабас – хозяина инструмента все еще не было на месте.
А между тем старик-контрабасист, покинувший с заметным удовольствием свой громоздкий инструмент, пробирался по переходам, которые образовывали за главной сценой оперного театра целый лабиринт. Он шел прямиком к служебному входу. И уже добрался до него, когда услышал голоса. Тонкий мальчишеский тенорок никак не соглашался пропустить кого-то в театр