Остановившись в начале крутой лесенки, которая сбегала в вестибюль служебного подъезда, старик увидел, что тенорок принадлежал младшему лейтенанту. По его приказу трое автоматчиков держали на прицеле трех офицеров. Судя по форме – музыкантов из ансамбля песни и пляски. У одного из них была папка с нотами, у другого – длинный футляр с каким-то духовым инструментом. Третий, с узким волчьим лицом и черными горящими глазами, рябоватый и очень загорелый, вероятно, был среди них самым старшим. Держался он так, словно привык отдавать команды – гордо и независимо.
Этому гордецу младший лейтенант криком и пытался растолковать, по слогам: никаких опоздавших к началу концерта он в помещение театра не пустит. Все равно ему – пусть явились они хоть с тромбоном, хоть с бадминтоном, хоть с всем Союзом композиторов и консерваторией в придачу. Приказ есть приказ.
Рябой только молчал, спокойно слушал младшего лейтенанта и не двигался.
Когда лейтенант исчерпал весь свой запас слов и терпения, и уже готов был приказать своим автоматчикам арестовать троих музыкантов за недисциплинированность, старик вытер красные влажные губы ладонью и засеменил с лестницы.
– Да кто вы такие, чтобы не подчиняться?! – кипятился лейтенант.
– Мои это, мои ребятки! – закричал с лестницы контрабасист. – Из нашего оркестра.
И сразу набросился на музыкантов.
– Ну, куда вы запропастились. Товарищ дирижер уже с ног сбился. Из Главпура звонили. Какая же игра без тромбона? Концерт уже начался. Давайте за мной! Быстрее!
Старик бойко растолкал опешивших автоматчиков, подскочил к рябому и потащил его с собой через вестибюль.
– Стоять! – заорал младший лейтенант.
Старик замер, согнувшись. Повернулся к лейтенанту вполоборота.
– Пропуска!
– Что?
– Имеются? Пропуска?
Осклабившись и обнажив при этом черную дыру вместо передних резцов, старик хлопнул себя пятерней полбу.
– Ну, конечно, конечно! У меня, у меня они! Все здесь!
И засунул руку за пазуху. Музыканты переглянулись. Рябой и бровью не повел, когда в ловких узловатых пальцах старика блеснула контрабасная струна.
Одним движением старик захлестнул струной шею юного лейтенанта, дернул на себя – лейтенант засучил ногами, забился в предсмертной судороге.
Ножи, внезапно оказавшиеся в руках музыкантов, дружно ударили автоматчиков. Через секунду с охраной вестибюля было покончено.