Тогда какую роль во всем этом
бедламе играет мой настоящий отец? И почему доктор дядя Коля
Блохинцев исследует биографию моей семьи? Точнее, родословную. Что
он пытается там отыскать, какие следы?
В палату бочком протиснулся сосед,
кинул на меня странный взгляд и спрятался на своей койке. Что-то в
его поведение цепануло меня, но я так и не понял, что конкретно
вызвало беспокойство.
Медсестрам пожаловался на утренний
инцидент или врачу — это вряд ли, уже пришли бы выяснять. Хотя
этому разукрашенному чужими кулаками запойному красавчику девушки
вряд ли поверят. Его слово против моего, пусть я моложе, да только
репутация у студента не подмочена ничем. Если не считать
самовольного ухода из больницы.
В закрытые двери кто-то вежливо
постучал. Я удивился, но крикнул: «Войдите!» — глянул на соседа и
напрягся, ожидая какого-то подвоха. На пороге появился молодой
мужчина с черной потрепанной папкой в руках. Даже если бы он пришел
по гражданке, а не в форме милиционера, именно этот предмет выдал
бы его с головой. Это как визитная карточка полицейских, которая не
изменилась со времен советской милиции. Я поднялся и сел на
кровати, чувствуя, что товарищ пришел по мою душу.
Гость осмотрел палату, задержал
взгляд на соседе, отчего тот заерзал, тут же встал, начал суетливо
заправлять койку, затем уселся на край постели, сложив руки между
колен.
— Добрый день, товарищи. Следователь
милиции старший лейтенант Кожедубов Михаил Викторович. Кто здесь… —
парень на секунду замялся, затем раскрыл папку и зачитал по
бумажке. — Лесаков Алексей Степанович?
— Лесаков — это я, — откликнулся,
поднимаясь с кровати, но при этом в упор смотря на своего
однопалатника.
Мужик криво ухмыльнулся, но явно был
разочарован. Что-то здесь не то, будем посмотреть. Милиционер
двинулся в мою сторону, на ходу доставая удостоверение, махнул
красными корочками, раскрыл и зачем-то представился еще раз:
— Следователь милиции старший
лейтенант Кожедубов Михаил Викторович.
— Лесаков Алексей Степанович, —
повторил я в свою очередь, мало ли, вдруг не расслышал. —
Присаживайтесь, — предложил я, указывая на свободную кровать.
— Спасибо, — на лице молодого
следователя мелькнуло удивление.
Страх и настороженность перед людьми
в форме у советского человека заложена на уровне генетики, как бы
мы ни хорохорились. Эта фобия передается нам на клеточном уровне с
кровью родителей. А тут какой-то парнишка двадцати лет от роду, к
которому заявился милиционер, ведет себя совершенно спокойно, да
еще и приглашает присесть. Подозрительно? А как же.