- Цемент старый, — снисходительно пояснил он в ответ на
наши восхищенные взоры. - Песок уже, считай.
Мне доверили нести походный фонарь из дорожных запасов
Лукася, остальные вытащили из инвентарей копья, посохи и шпаги. Наш
маленький грозный отряд энергично шлепал по канализации, как будто
мы имели хоть какое-то представление о том, куда нам надо
идти.
— Мне кажется, - сказал я где-то через час, - что он нас
сам найдет, если вырубить фонарь и тихо присесть, не гремя
железом.
— Мне кажется, — еще через час сказала Ева,— что запах
тухлой рыбы останется со мной навсегда. Где эта твоя гигантская
сопля?!
Я снова зажег фонарь и, глядя сквозь его разгорающееся
пламя на задумчивые лица друзей, попробовал размышлять.
— Вообще он был ранен, то есть, отравлен. Во всяком случае
он чрезвычайно громко страдал. Может быть, у него здесь есть
какое-то свое логово, в которое он забился и зализывает раны. Или
еще как-нибудь восстанавливает здоровье. Физическое и
душевное.
— Прекрасно, — сказала Ева, — то, что всегда хотелось: как
следует пошляться темной ночью по канализации без схем и
плана.
— Вообще днем тут не сильно светлее, — вступился я за
виванскую канализацию. — Есть еще одна идея: когда мы с Гагусом
расставались, он очень громко стонал и… э… столь же громко испускал
газы.
— Ага, — сказала Ева, — страдал метеоризмом.
— Голубков пускал!— хихикнул Акимыч.
Гус тоже сказал, что делал Гагус - простым и четким
матросским языком.
— Ну, в общем, да, — сказал я. — Может быть, если мы
дальше пойдем тихо-тихо, то мы сможем услышать его издалека, если
он все еще… страдает. И визжал он тоже громко.
Потом было бесконечное блуждание по тоннелям. Сперва я шел
впереди, потом в фонаре совсем закончилось масло, и я потихоньку
переместился в арьергард. Шел, пялился на подсвеченные зеленым,
энергично работающие лопатки Гуса и думал не пойми о чем: мысленные
образы сплетались и расплетались в такт ходьбе, я и сам не понимал,
о чем я грежу на ходу и вообще, похоже, я отравился здешними
миазмами до галлюцинаций. Мне мерещились лица, выступающие из пятен
плесени на мокрых стенах, я видел рощи, башни и яростные конницы,
галопирующие быстрыми тенями по потолку, видения эти были окрашены
далеким заревом костров и откликались тихими жалобными криками
птиц.
— Так, стойте, — я замер. —Вы это слышите?