На пороге стояла Аня. Немного растрепанная, в коротеньком
халатике, рыжеватые волосы схвачены красной ленточкой.
— Ваня, — она порывисто шагнула ко мне быстро обняла, отпрянула
и затащила внутрь. — Спасибо, что приехал.
— Да нет проблем, Анюта, — я огляделся. — Что тут у вас
произошло?
В квартире царил разгром. Верхняя одежда с сорвана с вешалки и
валяется кучей на полу. Дверца шкафа оторвана и болтается на одной
петле. Зеркало треснуло, будто в него стукнули чем-то, но не
добили. Непонятно что ему мешает рассыпаться на тысячу
осколков.
Через приоткрытую дверь спальни было видно, что там та же
история — вещи в беспорядке валяются на полу, и выбрасывали их явно
невежливо. Ящики комода вывернуты с корнем, дверцы всех шкафов и
шкафчиков тоже безжалостно отоломаны. Дверь во вторую комнату была
закрыта.
Аня за руку потащила меня на кухню.
Прямо на полу, привалившись к стене, сидела Алла. Та самая
неприятная женщина, похожая на тумбочку. Она уткнулась лицом в
колени, короткие волосы растрепаны. Разгром — тоже в наличии.
Причем здесь все еще хуже — на полу валяются осколки тарелок и
пустые жестяные банки с надписями «сахар», «мука», «рис». А
содержимое этих банок возвышается грудой в раковине.
— Что тут произошло? — спросил я. Алла не пошевелилась, так и
осталась сидеть, сжавшись в комок, на полу и слегка
покачиваться.
— Я пришла час назад, а тут — вот это... — прошептала Аня.
— А Мишка? — я прикусил язык, не закончив вопрос.
— Я хотела позвонить, но не стала, — Аня вздохнула. — Он же не
знает.
— Что-то искали? Деньги-драгоценности? — спросил я. Блин, какого
черта? Я думал, вся эта фигня с рэкетом начнется еще нескоро, лет
через десять, по крайней мере... — Милицию вызвали?
— Какая еще милиция, ты что, идиот? — раздался глухой голос
снизу. Голову Алла так и не подняла, говорила себе в коленки. — Я в
тюрьму не хочу!
— Так это же вас ограбили, — я пожал плечами.
— Чего ты вообще опять его притащила? — зло прошипела Алла. —
Хахаля этого своего...
— Потому что кто-то другой может разболтать, чем ты тут
занимаешься, — спокойно проговорила Аня.
— Так-то и я могу разболтать, — я скривился. — Напомнить вам,
дамочка, как вы моей подруге подсунули всякое тряпье, забрав у нее
всю зарплату?
— Еще учить он меня будет, молокосос! — Алла, наконец, подняла
лицо. Красные глаза и опухший нос не сделали его
привлекательнее.