Честь семьи не в
том, чтобы не показывать свою бедность, а в том, чтобы поступать,
как брат, который не кичился родовитостью, а делал все, чтобы нас
вытащить. Из выдаваемой зарплаты он гасил основную сумму долга и
отправлял часть нам на повседневные нужды. Но бабушка считала
единственной повседневной нуждой возврат денег и все до эврика
уносила в банк. Сумма, что лежала на нас тяжким бременем, начала
таять. Появилась надежда, что к старости мне удастся все-таки
купить новые туфли. А если очень повезет — то и две пары.
От беспросветной
тоски хотелось временами выть. Единственное развлечение, что было
доступно — разговоры с сестрой, которая была младше меня всего на
год и так же тяжело переживала вынужденное затворничество.
Последний артефакт связи в нашей семье хранился
у бабушки. Старенький, с постоянно выпадающими кристаллами, он
продолжал работать, хотя вызовы на него поступали лишь от Алонсо, и
не слишком часто. Брат старался экономить, его голос мы слышали
лишь раз в две недели, по вечерам. Поэтому когда артефакт
завибрировал в неурочное время, я почему-то сразу решила, что с
братом случилось нечто ужасное. Бабушка, наверное, тоже: руки у нее
дрожали, когда она нажимала на кристалл ответа.
— Соледад? — с легким недоумением переспросила
она, и тут же облегченно добавила: — Ну конечно помню, разве тебя
можно забыть? Сколько лет в одном пансионе! И каких лет —
волшебных!
Она выпрямилась в кресле, глаза засияли, и
через облик замученной пожилой женщины проступила юная девушка,
гордая и прекрасная, какой она была много лет назад. Я решила не
мешать возвращению в дивные годы, проведенные в пансионе, и ушла на
кухню, к Марии Долорес, которая как раз занималась
ужином.
Но помощь уже не
требовалась: все, что нужно, было порезано, засыпано в кастрюльку и
теперь весело побулькивало, приподнимая крышку. Сама сестра сидела
за кухонным столом, одиноко стоявшим в огромной кухне напротив
плиты. Локтями она оперлась о столешницу, что неминуемо вызвало бы
возмущение бабушки, увидь та подобное. Но бабушки не было. Сестра
же закрыла ладонями лицо и тихо плакала.
— Марита, что случилось? — испуганно спросила
я.
— Я вдруг подумала, что вот так вся наша жизнь
пройдет, — горестно всхлипнула она. — В варке жидкой похлебки и
уборке никому не нужного дома. Лучше бы Алонсо женился на той
Хильде и согласился сделать из этой развалины пансионат. Любит, не
любит… И что? Я бы не задумываясь вышла замуж за того, кто нас
вытащит из нищеты. А он…