Пушкину же увиделось: мундир сенаторский грудой, из груды старик дряхленький, губы отвисли – частью дремал, частью разглядывал – да не воспитанников разглядывал, нет – иных лиц, из состава экзаменующих – тщился сверстников определить, не иначе… не приведи Господь – себя пережить…
И лишь когда читал Александр – оживился: глазки сверкнули, весь вперед подался – аж стул заскрипел… Присутствующие все к нему оборотились недоуменно – да Александра уж в зале и не было… бежал… забился… плакал…
…Говорила Евдоксия Голицына страстному юноше: галерником станешь! Говорила, кудри черные, жесткие оглаживая… Патокой змеилась ночь: вычурная, вечная – то жаром обдаст, то дрожью – иной раз – дерзко-велеречивая, иной раз – дерзко-уклончивая…
В Петербурге жизнь – сказочка, будто скрипка, будто шампанских тяжелых бутылок дружелюбная канонада, – неделями музу свою не утруждал: некогда было… Какое: в оперу наведывался ежевечерне, очами жадными актрис пожирал – и там же, походя, одноглазого Гнедича обставил, – дабы утерся кропотливый Гомеров ценитель…
…И прежде небезгрешен – нынче тем стал известен, что до блядей больно охоч: не раз, Венерой сраженный, к Меркурию был принуждаем… бывало, поутру в зеркало глядючи на рожу опухлую, темную: «…так вот кому, стало быть, петь и парить… мерзко…»
И другая страсть – эпиграммки… уж и откуда исток – бог судья: …бывало – слушок, бывало – за ужином от друзей-гусаров анекдотец: «…встречаются пристав Литейной части с приставом Садовой…» И следом устрицы, лимоном пахнущие, и вино, и вина – много…
…На том, видать, и погорел: кабы знать, что все вокруг собираемо… собираемо, нумеруемо и помещаемо в шкап – дальше уже как водится: когда пылится, а когда вдруг обретает безжалостный ход…
…В мае года двадцатого выслан был из столицы – переводом в распоряжение главного попечителя колонистов Южного Края… В глушь, в Екатеринослав. Выслан – оно и вправду, быть может, к пользе: столица пообрыдла – все сущее сквозит отвращением. Все тяготит: и пища, и красавиц дурные улыбки – лишь дорогой спасение. Дорогой, дорогой – когда небо простоквашею, когда зарябят в глазах полосаты версты… холодный воздух… мчаться быстро…
…И новое пришло: держава. В пути захворал – сказалось нервное…
Лечили сосны: вековые, неподвижные, – и мало-помалу извелась собой блажь – уже и обида не тяготит, и с пылью, с воздухом хвойным, едким ноздри свыклись – только ехать… дальше… неважно куда… прочь…