Они врезались в толпу, мгновенно в ней увязли, никуда не продвинувшись, в то время как буквально в двух метрах от них десятки счастливчиков врывались внутрь салона, становясь пассажирами и занимая лучшие места у окон, выставляя в них, словно на показ, довольные лица. Зажатые со всех сторон сердитыми людьми, тоже пытавшимися продвинуться хоть на сантиметр ближе к дверям, Митя с мамой могли только наблюдать, как наполняется пассажирами автобусное пространство за стёклами.
Но постепенно лица счастливчиков, только что глядевших на остановку из окон с выражением полного удовлетворения – «Уффф! Влезли! Теперь уедем!», начинают морщиться, приобретая страдальческие черты: кругом толчея, жара, совершенно нечем дышать. Народу в автобусе, как сельдей в бочке, на голове друг у друга стоят.
Оставшиеся наперебой ругали хама, растолкавшего детных пассажиров, а также инвалидов локтями и нагло залезшего в первую дверь, но что теперь? Теперь кричать бесполезно.
Автобус набился под завязку, из верхних узеньких открытых форточек как-то боком и неудобно торчат головы – высунулись, дышат воздухом. Не желавшие остаться граждане висят гроздьями в дверях, иные болтаются даже без всякой опоры, некуда ногу приспособить на ступеньке.
Шофёр кричит в радио: «Пока не освободите двери, автобус в рейс не выйдёт!».
«Врёшь-пойдёшь, – отвечают ему головы из форточек, – расписание для кого писано?»
– Куда только народ едет? – произнесла мама недовольно. – Мы-то в сад, по насущному делу, пропитания ради, а они куда рвутся?
– Все по насущным делам, – вздохнула Павловна, – от безделья в душегубку на мучение разве полезешь?
Мать опустила Митю с рук.
– Идём на трамвай? – спросил он, довольный и счастливый, что им не удалось запихнуться в автобус.
Через несколько минут они уже ехали в полупустом вагоне на сидячих местах, и никто не ставил им здесь на головы ни ведра, ни корзины. На конечной остановке неторопливо вышли, оглядевшись и повздыхав, двинулись по узкой улочке. Не успели до моста через речку дойти, Павловна запыхалась, сипло задышала и теперь гораздо более походила на умирающую старуху, чем на пожилую умную женщину, не пожелавшую трамбоваться в автобус.
Раздражение матери от неудачной посадки давно исчезло, она только сожалеет о потерянном времени:
– Конечно, в автобусе здорово бы намучились, зато сейчас были на месте.