Притянул к себе прямо по снегу. Он забивался мне под платье,
за шиворот, в волосы, но я этого не чувствовала – настолько была охвачена
ужасом.
– Не надо, – только и смогла прохрипеть я. Но если уж вчера северянина
не остановили и более отчетливые мои просьбы, то глупо было рассчитывать на то,
что сейчас он услышит мою невнятную мольбу.
– Хочу, чтобы тебе было что вспомнить перед смертью, –
широко улыбнулся воин, сорвал застежку моего плаща и распахнул его. – У нас с
тобой мно-о-ого времени, малышка, торопиться точно некуда, – грубые руки рвали
платье на моей груди, потом перешли на тонкую ткань сорочки. Обнаженной кожи
тут же коснулся ледяной ветер, и она сморщилась, покрылась колючими мурашками.
Крупные снежинки равнодушно падали в свете луны и тут же таяли, едва коснувшись
меня. – Очень хорошо, – похвалил то ли меня, то ли самого себя мой мучитель.
Я попыталась ерзать, но мои руки были связаны, а ноги –
обездвижены крепкими бедрами северянина, так что все мои жалкие старания
оказались напрасны.
– Пожалуйста, – я попробовала поймать его взгляд, но в нем
было столько голода, сколько и в моем, когда в замке я получила свой первый
кусок мяса за последние пару лет. Взывать к разуму этого человека было просто
напросто бесполезно.
– Вот так хорошо, малышка, – он принялся грубо щипать и оттягивать
нежную кожу, и я, несмотря на полное одеревенение тела, это прочувствовала. –
Не сопротивляйся, иначе будет больнее.
Слезы выступили у меня на глазах, смешиваясь с капельками
растаявших снежинок. А потом воин, человек, который должен защищать тех, кто
слабее, перевернул меня на живот, уткнул лицом в снег и задрал подол платья.
Порвал панталоны, огладил ягодицы и оставил обжигающий звонкий шлепок.
– Ты принесешь мне огромное наслаждение, – довольно произнес
он.
А когда чужие пальцы по-хозяйски потрогали меня ТАМ, в самом
сокровенном месте, я вся сжалась в комок и возненавидела этого северянина настолько,
что всем сердцем пожелала, чтобы он немедленно сгорел в самом адском огне.
Чтобы от него осталась лишь почерневшая головешка, потому что быть похожим на
человека он перестал уже давно.
И тогда я услышала крик. Нет, то полный нестерпимой боли
вопль разошелся над поляной, вспугивая спящих птиц. Давление на спину и бедра
исчезло, и я смогла неуклюже перевернуться. Прямо перед моими глазами
беспорядочно бегал по снегу яркий факел, в который превратился мучивший меня
воин, и кричал. Он кричал так пронзительно, что хотелось заткнуть уши, но у
меня были связаны руки. Хотелось закрыть глаза, но я упорно смотрела, стараясь
перебить страшным зрелищем ужас собственного положения. Северянин упал и начал
кататься по снегу, пытаясь сбить огонь, но тот лишь разгорался сильнее и ярче,
будто мужчина был облит горючим, и теперь пламя с аппетитом пожирало
причитающееся ему.