Нападавшие замерли и уставились на нее с гадливой опаской.
– Ты чего удумала? – вкрадчиво спросил владелец самострела.
Сделав шаг вперед, он тут же замер, когда Ярина подалась назад,
вжимаясь спиной в забор, и вцепилась в спусковой рычаг.
– Я выстрелю. – Страх ушел, сменившись решимостью. Она обречена,
как и разгорающаяся избушка за частоколом, но сдаться, не пытаясь
сделать хоть что-то – этого Ярина позволить себе не могла. –
Уходите.
Удивление на обветренных лицах мужиков сменилось лютой
злобой.
Заставить кого-то послушаться Ярине всегда было не под силу:
единственная в семье, кто не унаследовал крутой нрав отца, она даже
с младшим братом, родившимся на девять зим позже, с трудом
справлялась. Но сейчас не отступила бы, даже будь выбор: перед
глазами так и стоял дед Торопий, бережно смахивающий со стола
пылинки.
– Не шали, девка.
Только один Жит заложил руки в карманы, отступая, трое
приближались плечом к плечу.
Шаг. Еще шаг.
Она зажмурилась, когда мужики кинулись на нее, пальцы на затворе
дрогнули. Выстрела не случилось, но и удара не последовало. В
голове гудело, перед глазами заплясали ослепительные всполохи,
пришлось открыть глаза, чтобы понять – ей не чудится. Впереди
поблескивал прозрачный щит. Он полностью закрывал и частокол, и ее.
Мужики живописной кучей валялись в десяти шагах, отброшенные его
силой.
Ярина ошалело вытянула вперед руку, по кончикам пальцев
пробежали искры.
Чары! Настоящее колдовство из стародавних времен окружало ее,
защитив в последний миг.
– Уходите! – в третий раз повторила Ярина. Голос звенел от
напряжения, срывался. – И не возвращайтесь!
Безумцами селяне не были. Щит горел так, что даже те, кто не
владел колдовским даром, могли ощутить плещущуюся в воздухе
силу.
Самострел Ярина так и не опустила, а поджигатели и не подумали
потребовать его назад.
Их торопливые шаги давно смолки в весенней тишине, а она все
продолжала стоять столбом, ноги будто в колодки заковали – ни шагу
ступить.
Горький ком начал подниматься в горле, Ярина часто задышала, в
который раз пытаясь прогнать слезы.
– Не реви, – раздалось сверху. На частоколе восседал домовой,
разглядывая ее, как голодный поджаристые ватрушки.
Самострел выскользнул из ослабевших пальцев, Ярина пошатнулась,
вцепилась в ворота, которые сей же миг беззвучно отворились.