Боясь увидеть полыхающее подворье, она не сразу решилась
оглядеться, но когда подняла голову, обомлела.
О пожаре напоминали только самострельные болты, торчащие из
потемневшего теса: ни огня, ни дыма. Даже курятник погас.
– Это не могла быть я, – забормотала она. – Я не чародейка.
– Так-то оно так, – веско подтвердил домовой, – сил в тебе,
почитай, совсем немного. Волшбу почувствовать, заговор сотворить,
траву целебную найти – для знахарки самое оно, но в чародейки не
выбиться. Однако ж, это ты дом спасла.
По мнению Ярины, ничего она не сделала: наставить самострел на
мужиков – никакой не подвиг, а глупость, сделанная от отчаяния, но
дед Торопий считал иначе.
– Говорил я тебе, – пробурчал он, вертясь под ногами и
подталкивая девушку к крыльцу, – дом старый. Чарами он полнится,
хозяйка моя сколько билась, а до конца тайн его понять не смогла.
Уж как серчала она, как серчала. А ты, девонька, я так мыслю,
защитить нас с ним хотела, верно?
Ярина покивала: да, мол, хотела, но сколько она себя помнила,
одного желания всегда было недостаточно.
– Вот волшба и откликнулась. Так что, как ни крути, теперь ты
тут новая хозяйка. Полноправная, раз дом тебя признал. Принимай
хозяйство.
Ноги перестали держать, стоило переступить порог, Ярина
плюхнулась на пол и принялась тереть лицо, пока домовой суетился
вокруг, стаскивая с нее валенки и кожух. На слабые протесты он
внимания не обращал.
– Дедушка, я не могу, мне ехать надо.
– Куды ж ты раненая поедешь? Дай перевяжу!
– К сестрице, в Ольховник. – Пришлось сказать правду, не станет
же дедок ее выдавать. Хотя наверняка у него возникнет вопрос:
почему она добиралась в предгорья полузаброшенными путями через
мелкие села, вместо того чтобы ехать одним из трех южных
трактов?
Домовой уставился на нее, как на блаженную:
– Одной, через нашу глушь? Без проездной грамоты? Девонька, да у
нас с осени стражи стоят на ближайших трактах. Как ты вообще
проскочить хоть один пост умудрилась, хотел бы я знать. Как чародеи
помирать начали, зашебуршило все кругом. Колдун окаянный нашего
брата перебаламутил, гонять начал. К лешему приставал, Дивья
Пустошь у него, видишь ли, гудит. А как леший ушел, совсем житья не
стало.
Тут дед Торопий замолчал и смерил ее внимательным взглядом,
дальше он продолжил тихо и вкрадчиво, у Ярины даже мурашки по спине
побежали от непонятного предчувствия.