, а Юхан Захарович на фарфоре специализировался. Один плюс один получалось два. С помощью Венеры Ромкин отец получал новую клиентуру, а красавица продавщица вполне приличный дополнительный заработок. Подобные «отношения» именовались «нетрудовыми доходами», «спекуляцией» и влекли за собой серьезные статьи.
Присматривая за хромым антикваром и молоденькой вертихвосткой, Мурка сделала еще одно верное наблюдение – в свои «завоевательные походы» к Садо Венера всегда брала сына Рауля. Кто был отцом мальчика, если кто и знал, то только Юхан – он выступил посредником между взбешенной Фаридой и ее беременной дочерью, он же встречал молодую мать из роддома. В свидетельстве о рождении Рауль писался Эрнестовичем, но мог с тем же успехом числиться Александровичем, Теймуровичем, Карловичем, Ицхаковичем, Ивановичем, да кем угодно. Тайна хранилась за семью печатями. А посмотреть на того «Эрнеста» желающих набиралось достаточно: многие хотели знать – от кого рождаются такие жутко красивые или, вернее, красивые до жути дети. Длинное, вытянутое имя прекрасно перекликалось с породистыми, благородными и утонченными чертами мальчика. Пепельные волосы, кожа – яичный фарфор, высокие скулы и раскосые глаза цвета ртути делали Рауля похожим на лайку или молодого волка. Все, кто впервые видел ребенка, впадали в ступор – глаза пугали и завораживали одновременно.
По характеру мальчик был спокойным, меланхоличным и не сильно склонным к общению. Да и когда ему было? Французская школа около универмага «Москва», куда еще нужно добраться на редком сто девятнадцатом автобусе, изостудия, фигурное катание – Венера впихивала в сына все лучшее, что могла. На друзей при таком графике у него просто не оставалось ни сил, ни времени. Из мальчиков Рауль общался, пожалуй, только с Ромкой, а во дворе предпочитал общество девочек – они его боготворили.
Причина, по которой Венера брала с собой сына, висела на стене в Ромкиной комнате и называлась «Молитва о дожде». Две женщины на небольшом холсте смотрели в небо на фоне засохшего дерева. Зритель явно видел жар и пустыню, но художник выразил полотно в холодных тонах. Исполнение делало его нереальным, мистическим. Благодаря мастерству автора совершенно светский сюжет обращался… нет, не в икону, но в изображение, побуждающее обратиться к небесам. Так, во всяком случае, объяснял себе феномен картины Ромка – он считал ее одной из дверей ТУДА. Еще одна загадка крылась в самих глазах женщин – так же, как и у Рауля, они были наполнены ртутью.