— И кто тут главный?
— Шуйский, — ответила Настя. — У нас
Аристарх Григорьевич, а в области — его старший брат Валентин
Григорьевич. Но он вообще главный, секретарь обкома. А по райкомам
секретарями уже его родственники и близкие. Ну, так везде в стране,
ты знаешь.
— Знаю, — задумчиво кивнул я, хотя,
понятное дело, слышал о таком впервые. — Но забыл. У нас школа в
детдоме слабая была, многого нам не рассказывали, особенно из
современной истории. Как такое произошло, что областью Шуйские
управляют?
Не ответив, она чокнулась со мной
рюмочкой, выпила. Я тоже опустошил рюмку — сгусток можжевеловой
настойки обжег пищевод и разошелся волнами тепла по телу. Мне вдруг
стало хорошо.
— Когда в начале девяностых
республики решили устроить парад суверенитетов, товарищ Горский
лично навестил каждого руководителя областей и республик нашей
необъятной страны. Представляешь, Саша? Каждого!
— Зачем?
— Чтобы убедить остаться в составе
Советского Союза. И убедил!
Вспомнив, что происходило в моем
мире, я скептически хмыкнул:
— Вот так просто? Добрым словом
убедил?
— Да! — убежденно воскликнула Настя.
— И самое интересное, что он облетел всю страну за считанные дни!
Представляешь, как крошились зубы у агентов мирового империализма?
Это ведь они затеяли, и, если бы не товарищ Горский, им и их
наймиту Горбачеву удалось бы разрушить страну!
От услышанного я аж немного
протрезвел.
— Но как ему удалось убедить всех
этих региональных царьков? Ладно области РСФСР, но Кавказ? Средняя
Азия? Прибалтика?
— Как удалось — нас не касается, —
жестко сказала Настя, потянулась к столу, чтобы налить еще по
одной.
— Позволь мне. — Я накрыл ладонью
Настину ручку — девушка чуть вздрогнула, посмотрела в упор, и губки
ее приоткрылись. — Поухаживать за очаровательной девушкой.
В ушах приятно шумело, и я налил себе
половину рюмки, Насте же — капельку, чтобы настойка только дно
скрыла.
— Но мысли у меня есть на этот счет…
— проговорила она.
— За мысли! — предложил я тост. — То
есть за девушек не только красивых, но и умных.
Настя выпила, скривилась и улыбнулась
одновременно, а еще вроде бы покраснела — в темноте не разглядеть.
Ей и хотелось поделиться со мной своими мыслями, и было боязно
почему-то, словно такие вещи не принято рассказывать первому
встречному, это для своих.