Бородач попятился, примирительно
вскинул руки:
— Нинада бить, брат! Я не хотэл,
Шайтан хотэл!
— Не брат ты мне. — Я сплюнул на
диван тухлое слово, а тот, кого назвали Шайтаном,
запротестовал:
— Э-э-э! Сиколько раз тибе говорил:
мыня завут Айтан! А ты сам есть шайтан!
— Тибэ гавариль: шылюх купи! А ты:
дорого, дэнэг жалка! А тыпэр мынтам плати! Кто ти значит?
Шайтан!
Они начали пререкаться, а тем
временем строитель слева заозирался, подошел к своим. «Правый»,
самый здоровый, рыпнулся было ко мне, но отскочил, когда я
попытался достать его зонтом, примкнул к остальным, и только
пострадавший выл, скорчившись у моих ног.
Теперь диван отделял меня от стаи
гастарбайтеров, один вооружился ножом, второй взял недопитую
бутылку, третий зачем-то стряхнул колбасу с разделочной доски и
выставил ее перед собой. Как бы ни хотелось их отмудохать,
правильнее было не рисковать.
Одной рукой держа зонт, я достал
смартфон и задал голосовую команду:
— Алиса, вызови полицию.
Корчащийся строитель попытался
встать, но я пнул его в живот, и он опять сложился. Стая
переглянулась, и здоровый пробубнил:
— Скажи Алис, нинада полисия! Дэнги
есть.
— Брат, нэт полисия!
Громила принялся выворачивать
карманы, поглядывая на меня.
— Старший сержант Наталья Малышева,
слушаю вас, — донеслось из телефона.
Не сводя глаз с несостоявшихся
насильников, я представился, назвал адрес и завершил:
— Попытка изнасилования
несовершеннолетней группой лиц… — В этот момент лицо здоровяка
изменилось, на нем появилось облегчение, я обернулся, но поздно —
подкравшийся со спины подельник строителей в звездно-полосатой
бейсболке, один из тех, что перебегали дорогу и направлялись в
магазин с паленым пойлом, вогнал мне нож под ребра. Боли я не
почувствовал. Услышал лишь скрежет стали о кость.
Главное, не дать вытащить нож, чтобы
не хлынула кровь… Но поздно. Последовал удар и еще удар. Телефон
выпал из моих рук, там тикал таймер, горел вызов 102.
— Александр? — заволновалась
дежурная. — С вами все в порядке?
— И убийство, — хрипнул я, прежде чем
увидел, как меркнущий, расплывающийся ботинок моего убийцы
обрушивается на телефон.
А потом наступила темнота, ощущения
отключились, но остались мысли — четкие, почти осязаемые: «И это
все? В чем же смысл?» Промелькнуло стихотворение Летова:
«Жизнь прошла, как
очередь