Один из подводных камней, нечаянно попавшихся под руку, оказался вполне подходящим мне по размеру, и, взобравшись на него, я с удовольствием откинулся на бамбуковую стену. Просачивающийся снаружи холодок тревожил распаренную жаром кожу, но, признаться, меня это почти не заботило. Казалось, что вокруг не было и не могло быть вообще ничего плохого – только разные градации тепла, уюта и удовольствия.
Набрав полную грудь воздуха и выпустив его через ноздри, я слегка покачнулся влево – и неожиданно для самого себя вскрикнул от прошедшейся по плечу боли. Неожиданная и яркая, она пришла, казалось бы, из совершенно другого мира – и принесла вслед за собой отголоски уже знакомого мне ужаса. Подобно тем далёким неизведанным скрежещущим звукам, в голове моей начал нарастать гнетущий своей тяжестью гул. И, ведомый этим дурным предчувствием, я начал медленно поворачиваться к перегородке. Чтобы увидеть там, на её бугристой поверхности, сильно отдающие контрастом в слабом свете фонаря глубокие порезы. Неровные и рваные, они ощерились зубами бамбуковой стружки – и именно об один из этих разодранных краёв я и оцарапал ноющее плечо – судя по всему, до крови.
И тут же голову мою пронзила резкая боль – точно стрела с примотанной к древку нитью первородной злобы. Она безоговорочно заставила меня вспомнить всё, что мне так хотелось забыть – всю мою боль, весь страх и негодование, полученные от минувшей ночи, всю злобу по отношению к Ямато-старшей… И жар воды вокруг меня вдруг потерял свою недавнюю нежность – он стал колючим и злым, как и весь этот проклятый особняк, как его прошлое, настоящее и будущее.
Не в силах отвести взгляд от иззубренных царапин, я ощутил, как учащается дыхание, и как быстро разгоняется кровь в висках. Секунда, две, три – и меня накрыло волной жестокой дурноты, порождённой головокружением. Мир перед глазами расплылся, утратил прежние очертания, превращаясь в фантасмагорическую пародию на самое себя. И последним, что я успел осознать, оказалась форма порезов на бамбуковой стене – они должны были сложиться в иероглифы. В какую-то надпись. В послание, которое, в конечном итоге, так и не было дописано…
…Не знаю, сколько времени я уже провёл здесь, в кромешной темноте, силясь услышать за журчанием горячего источника приближающиеся шаги и вопли обезумевших людей. Голодные, грязные, теряющие рассудок всё сильнее с каждой секундой – они должны были искать меня. Прямо сейчас. В эту минуту.