— Разболтался я не по делу. Возвращаться надо, не
ровен час простудишься, девица. Ветер-то горный коварен.
— Да откуда ж ветру здесь взяться, стены кругом, —
отмахнулась от слов духа и дальше по тропке каменной пошла. — А там
что, в конце тропинки этой?
— А ничего тамочки интересного для тебя нету, —
загородил мне дух путь и замахал руками, словно мельница ветряная.
— Ты хотела на свежем воздухе посидеть, так и сиди. И скамья вон
для этого дела есть, — Огневик указал под одну из
яблонь.
Бросила еще один взгляд на вьющуюся тропку,
кивнула.
Прошла, куда Огневик указывал, устроилась на каменной
скамье, нагретой за день лучами Отца-Солнца, вскинула голову,
подставила лицо его ярким рукам. Они ласковыми
прикосновениями-поцелуями касались щек, губ, лба и носа. И
сладко-сладко пахло яблоневым цветом.
— Отчего же хозяин вулкана кому-то и садик позволил
устроить, а меня с кухни прогнал? — протянула задумчиво.
— Была тут одна девица… — ворчливо Огневик
отозвался.
Замерла, боясь пошевелиться. А ну как передумает
рассказывать?
— Слез пролила столько,
что впору ими все долины затопить. Молила хозяина позволить ей
букеты из трав и цветов собирать, чтоб о прошлой жизни не
печалиться. А он и согласился. Какой в цветах-то злой умысел может
быть? Сказала она, какие цветы ей нужны, хозяин мне велел их
достать. А среди цветов-то смертоносные оказались, девица возьми и
сделай яд. Для себя и хозяина. В день обряда, дурная, сама выпила
да ему предложила. Хотела от чудища из-под горы будущих невест
избавить, да только ведь… да только хозяину никакой яд вреда
причинить не может, огонь-то все выжжет, а вот обряд едва завершить
успели, пока девица того-самого… —
Огневик умолк, но и без того ясно было, чем дело
закончилось.
— Не Радой ли ту невесту звали? — приоткрыла один
глаз и посмотрела на Огневика. Я-то думала, он мне про ту
расскажет, что садик устроила, а хитрый дух вон как
решил.
— Знала ее, что ли?
— Помню, как заезжие торговцы сказывали: в селении с
южной стороны вулкана пять лет тому назад невестой дочь лекаря
отдавали. Говорили, рыдала так, что долго еще ее плач окрест с гор
доносился.
— Правду сказывали, — согласился дух. — Да только
слезами тут не поможешь. Ими Огонь-то Изначальный не затушишь, как
ни старайся.
— И что же, боится хозяин вулкана, что я его отравить
своим хлебом попытаюсь? Или, того хуже, сама к богам отправлюсь? Да
только я слово свое всегда держу, а хлеб никогда отравой не
оскверню.