Всех дел – как следует просушить и
измельчить селитру, да смешать с серебрянкой, то бишь, алюминиевой
пудрой, которой на складе тоже до хрена.
Я вышел в коридор и, выключив
мельницу. Поднатужившись, снял с валков фарфоровый барабан.
Двадцатилитровый барабан вместе с содержимым весит килограммов
тридцать. Занес его в комнату, поставил на стол и, открутив
предохранительный винт, снял крышку.
– Ну, чего там? – поинтересовался
Штерн.
Я растер между пальцами серый
порошок, пробуя тонкость помола. Ни комочков, ни крупных частиц не
ощущалось.
– Порядок, считай, что в пыль
размололось.
– Ну и отлично! Сколько думаете для
испытания взять?
– Мне кажется, килограмма за глаза
хватит, – натянув маску респиратора, я вывалил содержимое барабана
на большое квадратное сито. Некоторое время встряхивал его, пока на
латунной сетке не остались одни стальные шары.
– Нет, – вдруг сказал Штерн, –
возьмите лучше пару кило. Боюсь один, э-э… не
сдетонирует…
Я пожал плечами – пару, так пару…
ссыпал шары обратно в барабан – молоть следующую порцию.
На поддоне возвышалась уже солидная
горка аммоналовой смеси.
– Сколько вышло? – кивнул на нее
Штерн.
– Около семи килограмм.
– Как думаете, Илья… килограмм
двадцати нам хватит?
Я опять пожал плечами.
– Семенов говорил, что и десяти
должно хватить… правда он имел в виду тротил.
Штерн улыбнулся.
– Насколько я помню, фугасность
аммонала превосходит оную тротила.
Теперь настала моя очередь
улыбаться.
– Отдаю должное вашей
эрудированности Михаил Аркадьевич… фугасность, это?..
– Грубо говоря, это величина объема
выбрасываемых при взрыве газов, по отношению к тротиловому
эквиваленту. Еще одной характеристикой взрывчатки является
бризантность, то есть способность дробить окружающий материал. Она
у аммонала, так себе. Но поскольку мы собираемся заняться э-э…
грунтовыми работами, нас интересует именно фугасность. Ну, что ж,
снаряжайте нашу пробную мину, а я пока займусь изготовлением
детонатора.
Я взял, заранее заготовленную
двухлитровую стеклянную банку из-под маринованных огурцов и при
помощи большой воронки стал засыпать в нее порошок, время от
времени утрамбовывая его деревянной толкушкой.
Сыпал и думал. Со вчерашнего дня,
мысли об Анюте не оставляли ни на минуту. Где она, что с ней? Этих
ответов мне не мог дать никто. Или не хотел. Окружающие словно
сговорились – смотрели, как заботливые родственники на неизлечимо
больного: дескать, все знаем, но не скажем, чтоб не травмировать
хрупкую психику кандидата в покойники. Особенно старались женщины,
так и заглядывали в глаза, так и норовили пожалеть… Особенно
загадочный вид был у Майи и у этой заносчивой стервы Альбины,
словно они знали больше других.