Значит - некое ментальное внушение. Мощное, реалистичное,
возможно и вовсе на основе чьей-то памяти. Тогда что именно мне
внушают? Недели, проведённые у культистов-живодёров, и пытки, или
то, что я жив, здоров, и даже не покоцан?
Не покоцан же? Смотреть было боязно. Вообще шевелится. Уж чего я
не повидал за свою долгую жизнь, влипать в подобное мне не
доводилось. И это ударило… сильно.
Попытался выровнять дыхание, чтобы успокоится и унять немного
суматошно колотящееся сердце. Успокоиться, и…
Понял, что с дыханием моим что-то не то. И грудной клеткой.
Вдыхалось как-то слишком уж долго, и по ощущениям, куда-то…
глубже?
Рывком сел, откинув одеяло.
И с воплем шарахнулся в сторону, запутавшись в ткани, рухнув на
пол, судя по звуку, что-то с грохотом сшибив… чем-то. Ушибся,
дёрнулся ещё раз, пытаясь вырваться, снова ушибся и поистине
героическим усилием воли заставил себя замереть. Перед лицом
оказалась смятая ткань, под которой поблёскивают плотно прилегающие
друг к другу чешуйки условно-ромбовидной, сглаженной на углах
формы. Крупные, тёмно-коричневые. Чешуйки-то. Ниже они сменялись
широкими пластинами цвета кофе с молоком.
Значит, не показалось. Змея.
Я нервно, глубоко и долго вдохнул. Чешуйчатый бок толщиной со
среднестатистическую сосёнку, судя по движению ткани, медленно
раздулся, между чешуйками показалась серая кожа.
Не успел толком обсосать напрашивающийся вывод - меня отвлёк
характерный звук открывающейся двери. Обернулся резко,
приподнимаясь на руках и ещё больше запутавшись в ткани… всем
остальным.
По ту сторону постели оказался комод, опрокинутый чайный столик,
собственно, дверь, и какой-то чахлый фикус или его муляж в углу, у
окна. А в приоткрытую дверь заглядывала довольно миленькая девушка
с курносым носиком, россыпью веснушек и рыжими кудряшками,
выглядывающими из-под какого-то подобия чепчика.
Да и платье - сколько его было видно, выглядело строгим и
каким-то… будто рабочая форма. Добавить белый передник - получится
типичная горничная. Она встретилась со мною взглядом, отчего-то
смутилась, что-то пробормотала неразборчиво и удрала, оставив дверь
приоткрытой.
Ну, она не испугалась, во всяком случае. Смутилась. Да, я тут
сейчас голый, но…
Опустил взгляд на собственный живот, туда, где бледная кожа
перетекала в то ли кремовые, то ли бледно-жёлтые длинные пластины.
Нигде ничего не торчало и не выпирало, и от этого сердце ёкнуло,
пропустив удар, а на душе похолодело.