Но прозвучал отрывистый гудок, и шевельнувшаяся проводница сказала:
– Садитесь, отправляемся…
Просто дождь на пустом перроне, просто плохие предчувствия, просто устал от дороги.
Хотелось душевной весны, обновления. Хотелось не бояться завтрашнего дня, знать, что и завтра всё будет без резких скачков и падений. Просто плыть в середине спокойного потока и поглядывать на небо, где его уже ждут.
Сон всё же пришёл в половине первого ночи.
***
Снятся ли сны поездам во время длинных перегонов, она не знала. А вот ей сны не снились никогда, ни дома, ни в Питере, ни даже здесь в поезде.
За окном была ночь и тёмные предгорья Урала. Половина страны промелькнула для неё за два дня, да и неинтересно ей было смотреть на чужие вокзалы, насмотрелась уже и в первый, и во второй, и в третий, и во многие другие разы. Единственное её желание было попасть домой. Усталость от столиц накапливалась уже в течение года и мешала нормально думать, разговаривать с людьми и даже учиться. И вот неделю назад она решила: всё, хватит, пора домой, к унылым домам спальных районов, к пустой квартире, где можно закрыться и никого не видеть и не слышать. Засыпать и вставать одной, редко ходить в магазин, лежать и смотреть в потолок, слушать музыку, которая действительно ей нравится. И никаких ночных клубов, хаоса, рейва, травки, колёс, вин, коньяков, водки, коктейлей, новых знакомств. И на хрен всю учебу, она в академическом отпуске – или просто сбежала.
В голове просто выключили свет.
На соседней полке сопел парень. Садили его на какой-то деревенской станции, в дым пьяного. Мать с отцом быстро купили постельное, быстро застелили, быстро уложили и ушли. А парень как упал, так и спит. Только раз пробормотал во сне что-то про Генку и собачий глаз.
Ни разу он на неё не посмотрел, ничего не сказал ей, но всё равно вносил дисбаланс в её состояние. Нервы сдали окончательно. Все люди стали для неё врагами. Очень сильно хотелось домой.
***
Рельсы содрогались под его весом, неся его голос за горизонт. Торможение, ускорение. Щекотка на стыках. Гудение проводов – тоже голос, не его, не его братьев, но очень родной. Другие машины поют свои песни для его жизни. Механика во всём – в разговорах, в молчании, в пустоте его электрического сердца.
Навстречу ему едет брат, шепчет о недолитой воде, о почтовом вагоне, прицепленном к нему, о молодом машинисте, что сейчас ведёт его. Говорит о плохом ремонте третьей колёсной пары. Жалуется.