У Анны совершенно затекло тело, и она резко сел, откинув одеяло.
Три женщины в комнате моментально отвернулись, зато к ней сразу же
кинулась горничная, которая и отвела ее в туалетную комнату.
Обед был такой же, как и завтрак, только мясо подали совсем
плохо прожаренное. После обеда Анна заснула, очевидно, от скуки, но
проснулась ровно в той же позе, полусидя. Даже во сне она боялась
шевелиться, чтобы не привлечь к себе внимание.
На ужин кроме мяса подали нарезанные кубиками фрукты. Анна
узнала персик и грушу. Потом все дамы, поклонившись, удалились, и
снова пришла та, что сидела прошлой ночью. Горничная отвела донну
Анну в ванную комнату и помогла смыть грим.
На следующий день, точь-в-точь повторивший первый, она
чувствовала, что сходит с ума. Постоянное вынужденное безделье,
невозможность расслабиться даже во сне и почти полное отсутствие
информации.
На третий день Анна решила заговорить. Она выбрала время до
визита мастера красоты.
-- Донна… Мариэтта… -- Анна говорила нарочито сдавленным
голосом, делая огромные паузы между словами, как будто ей было
невообразимо тяжело. – Прошу… после… завтрака… дать… мне…
молитвенник…
Донна Мариэтта не выразила восторга от такого нарушения правил.
В ее громком голосе прорезались нотки удивления:
-- Донна Анна, если вы хотите послушать душеспасительное чтение,
то в обязанности донны Каранды как раз это и входит. Что желаете
послушать? «Мучения святого Альфонса среди язычников», «Свет Иисуса
в моем сердце» пера падре Винсенте или, может быть, «Как еретики
приняли святое причастие» падре Моралеса?
Выбор был далеко не так роскошен, как хотелось бы Анне, но
отвечать что-то было необходимо, и она тихим шепотом
произнесла:
-- Еретики…
Поэтому время после визита лекаря и до самого обеда было
потрачено на совершенно жуткую повесть о том, как мучили и пытали
несколько сотен каких-то чернокожих где-то на южных островах, а
потом, принудительно окрестив, устроили братское аутодафе. Особенно
отвратительны были подробности сожжения.
Анна чувствовала себя с каждым днем все хуже и хуже. Постоянно
болела голова от вечного страха сказать или сделать что-то не то,
мышцы тела были напряжены, даже когда она лежала. Ныла поясница от
неподвижности, к вечеру все тело затекало так, что даже сходить в
туалетную комнату в сопровождении горничной было тяжело.