-- А обед и ужин?
-- Обедов здесь не бывает, – с удовольствием ответила сестра,
даже приостановившись, чтобы посмотреть в лицо Анне. – А ужин -
только если заработала за день! Это уж мать настоятельница решать
будет.
Анна только вздохнула, продолжая шагать по не слишком ровным
каменным плитам коридора за своей проводницей. Потом вспомнила о
довольно важных вещах:
-- А где туалет?
-- Там, – небрежный взмах в сторону широкого коридора, от
которого идет несколько ответвлений. Куда идти, вообще не
понятно.
-- Сестра Аресина, сегодня был жаркий день, очень пить
хочется.
-- Здесь нет прислуги, маркиза дель Боргетто, – насмешливо
буркнула сестра. – Это вас в монастыре святой Этерии набаловали, а
у нас тут все строже. Пришли. Это ваша келья, – она ткнула рукой в
массивную низкую дверь, одну из десятков в этом узком коридоре, и
скомандовала: -- Переодевайтесь, я жду!
Днем, из разговора с донной Мариэттой, Анна уже выяснила, что
монастырь, куда они сейчас едут, вовсе не та обитель
сестер-кармелиток, где любила бывать прежняя маркиза. Так что раз
уж сестра Аресина знала, где раньше часто бывала маркиза, значит,
она знала об Анне и многое другое. В частности, что здесь, в
обители святой Бенедектины, маркиза не представляет, где найти
кухню и туалет. Анна вдохнула-выдохнула, чтобы не сорваться на
мерзкую тетку и спокойно заявила:
-- Я не смогу раздеться без горничной. А это платье стоит
дороже, чем ограда вашего монастыря. Как и парик, и украшения на
мне. Прикажете ножом разрезать одежду? У вас есть нож?
Толстенные каменные стены, старая растрескавшаяся побелка, узкий
деревянный топчан и под самым потолком крошечное окошко. Так
увидела свою келью, где ей предстояло жить до свадьбы, маркиза Анна
дель Боргетто. Она в своем платье с обручами прошла в помещение с
трудом. Для сестры здесь уже просто не было места: широкие юбки,
шуршащие шелком и парчовой отделкой, заняли все пустое
пространство.
У изголовья кровати стоял грубый деревянный столик с каплями
воска на шершавой столешнице, под столом колченогая табуретка. На
плоской подушке лежала небрежно свернутая холстинковая хламида,
сверху – длинный кусок веревки и белый плат.
Немного подумав, Анна уселась на жесткий тюфяк, прикрытый тонким
грубым одеялом, из которого местами вылезла шерсть, обнажая густое
переплетение толстых ниток основы. Еще раз тихо и
демонстративно-покорно вздохнула и приготовилась ждать.