Тарон
сидел и смотрел в окно, барабаня пальцами своей единственной руки по
полированной столешнице перед собой. Брови у него были нахмурены, темные глаза
сощурились в узкие, больше всего похожие на изогнутые лезвия щелочки.
— Стало быть, полная невосприимчивость к внушению. Интере-е-есно… Очень
интересно, юная фьорнэ, — Тарон резко повернулся и теперь уставил свои
внимательные глаза на Янис-Эль. — Надеюсь, вам хватит мозгов, чтобы
понять: об этом следует молчать? И с людьми, и даже с вашими сородичами. Даже
особенно с ними… Гм… И не подумайте, что я при этом преследую какие-то чисто
человеческие политические или военные интересы. Пострадать можете вы сами,
потому что уж больно талант у вас… примечательный. Надо разобраться, а уж
потом… Да и вам, пресветлая дора Андерс, я разрешаю поделиться этой информацией
только с супругом.
Джоанна склонила голову и приложила руку к сердцу, словно поклявшись. Тарон
кивнул, все еще пребывая в задумчивости.
— Так, с этим определились. Позднее надо будет провести кое-какие
дополнительные исследования. Так что о вашем отъезде… Кстати! Вы, Янис-Эль,
ведь наверняка не в курсе, с какой целью меня посетил фьорнис Титус-Тит Моберг,
ваш двоюродный дядюшка?
Янис-Эль отрицательно помотала головой, а после, решив, что это будет полезно,
в дополнение к своей истории пересказала Тарону еще и подслушанный ей разговор
между этим самым «дядюшкой» и каким-то человеком, которого Янис-Эль так и не
разглядела.
— Значит, подготовился… Вопрос — к чему… Впрочем, я догадываюсь.
Тарон потянулся, пошелестел бумагами на краю стола и выдернул из стопки лист,
исписанный мелким, очень четким почерком с сильным наклоном вправо.
— Это я получил сегодня утром, фьорнэ. И, надо признать, сильно удивился,
прочитав. Эта бумага была бы вполне закономерна и предсказуема, например, в
конце прошлого семестра, но в первый же день этого, еще до начала занятий…
— Тарон покачал головой и принялся перечитывать написанное.
Янис-Эль вытянула шею, тоже пытаясь что-то разобрать. Тарон глянул на нее
поверх страницы и ухмыльнулся.