В комнате было две двери: одна дверь вела в комнату, которая до войны была гостиной, а вторая – в так называемую конюшню. Название «конюшня» осталось от того времени, когда при индивидуальном хозяйствовании там стояли лошади. После организации колхозов все лошади с частных подворий были переданы в колхоз. В конюшне перед войной дед держал корову, свинью, кур.
В этой комнате мама и родила меня. Практически ничего из многочисленных предметов, без которых сейчас невозможно представить уход за новорожденным, тогда не было. Всё делали сами родители из подручных средств. Например, в качестве детской кроватки мне сделали люльку: в деревянное корыто, в котором раньше стирали бельё, постелили постель и подвесили корыто к потолку. Получились своеобразные качели.
Не было ни педиатра, ни детского питания. Даже обычных сосок не было. Мать, пожевав хлеб, заворачивала его в тряпочку и давала ребёнку, получалось два в одном – и соска, и питание.
При немцах в селе всех взрослых выгоняли на сельскохозяйственные работы. Когда я только начал ползать, маму тоже заставили ходить на работу. Меня с двоюродным братом Толиком оставляли на весь день одних в закрытой хате. И мы целый день ползали по всем комнатам по земляному полу. Сестра Валя вспоминала, что от такого ползанья у меня на коленях кожа была как у взрослого на пятках.
Однажды, когда мне было месяцев десять от роду, взрослые пришли с работы и не обнаружили меня в хате. Обыскали все комнаты, конюшню. Потом – двор, сад; проверили, не утонул ли в колодце. Безрезультатно. Подключились соседи, проверили свои дворы и сараи – меня нигде не было. Не знали, что и делать. От безысходности кто-то полез чердак проверить. И… обнаружил меня там, спокойно спящим на куче подсолнечных семечек. Оказалось, что я выполз из комнаты в конюшню. В конюшне была переносная лестница, с помощью которой можно было подняться на чердак. Лестница была очень удобной: представляла собой две рейки, а между ними ступеньки из дощечек. Я по этим ступенькам-дощечкам заполз на чердак, устал и сладко уснул на куче семечек. А вот как об этом случае мне написала племянница Люда, дочь моей сестры Вали: «От мамы слышала, как Вы, маленький с голой попой в рубашечке, забрались на горище, страшно высоко и щебли (перекладины) на лестнице далеко друг от друга. Никто не мог подумать, что такой маленький заберется так высоко. Искали по всей деревне, заглядывали во все колодцы, кто-то уже вечером полез на чердак, а Вы там спите, после было много слез радости».