– Гад ползучий, – выплюнул он, буравя его яростным взглядом, таким, что пробирал до самых костей.
Ярость глушила, полыхала, обволакивала оболочку глаза, меняя цвет радужки. Он еле сдерживался, чтобы не сделать ничего, что могло усугубить положение матери и избранницы. Виталин медленно шёл прямо на них, обнажив меч. Сутулые плечи, неуверенный, заплетающийся шаг выдавали того самого неуверенного в себе паренька, который влачил жалкое существование в травле и бедности. Встретившись взглядом с одарённым, он и вовсе запнулся и едва не упал.
Узнал. Узнал того, кто поддержал его, того, кто был рядом, когда было тошно от самого себя и своей жизни. Вот, значит, как он решил подняться! Готов пролить кровь невинных, стать служилой Тьмы, лишь бы набить брюхо досыта!
От злости губы Данияра скривились, он сильно прикусил их, стараясь устоять на месте. Ему хотелось врезать ублюдку с размаха кулаком, так, чтобы он завалился назад, а из его носа захлестала, полилась на одежду ярко-алая кровь, хотелось, чтоб он ею подавился, захлебнулся да упал замертво.
Виталин остановился рядом, с усилием поднял подбородок вверх и беззвучно пролепетал одними губами:
– Прости.
Данияр напрягся, сил сдерживаться не хватало. Кровь билась, бурлила внутри, гнев искал выхода.
– Да он это, он! – тыча пальцем на его штаны, выкрикнул гнусавый из-за сломанного носа работорговец. – Одежду-то не скинул!
– Я вам скажу, где Светомира, только не убивайте его! – неожиданно заговорила Таила, подавшись всем телом и сложив руки перед собой в мольбе. – Прошу, – она неуклюже шагнула, – оставьте ему жизнь! – сбивчиво, с дрожью в голосе призывала женщина.
Данияр перевёл взгляд на мать. Ну, зачем она вмешивается?! Он уже всё решил. Неужели она не понимает, что его убьют в любом случае. Да и сам он оплошал, не забыл бы снять с себя одежду убитого им захватчика, может быть, получилось бы чего.
– Говори, – лениво кивнул головой работорговец, – а соврёшь, – он сжал кулак и, выпятив большой палец, провёл им в воздухе линии возле шеи, – и сама жизни лишишься. Но перед этим, – он многозначительно замолчал, направил на неё острие меча и приподнял смоляную бровь, похотливо оглядывая фигуру женщины. Его широкий, неправильной формы из-за перелома нос раздулся в предвкушении вожделения. Про себя он уже решил, что сделает с ней после того, как они догонят остальных.