Я не знаю, как ощущают ловушки-аномалии сталкеры-дисары. И
не могу предсказать, как поведет себя в следующую минуту
«ментальное зеркало» внутри сталкера Штыка, которым стал капитан
Сенников. Но я чувствую, что от этого капитана тянется какая-то
странная нить и в мое прошлое. Хотя впервые этого человека я
«увидел» всего лишь месяц назад.
Штык сидел на краю платформы и бездумно разглядывал
далекий, заросший густым темным лесом, берег. Под ногами плескали в
бессильном негодовании крохотные волны, накатываясь ряд за рядом на
бока равнодушных полупритопленных цистерн, и безрезультатно теряя в
этой бесконечной атаке одну ветро-водяную дивизию за другой.
Справа, вздымаясь из воды полуразрушенным зубом, над озером и домом
громоздилась гора, закрывая лесистой верхушкой большой кусок вечно
серого неба Зоны. Слева, в сторону самого близкого участка берега,
неспешно удалялась лодка с двумя гребцами.
Несмотря на обычную осеннюю прохладу, Штык оставил куртку
дома, благо старый свитер Крота пришелся ему впору.
Позади, тихо скрипнув, открылась дверь. Штык слегка напрягся,
пытаясь почувствовать изменения внутри. Все было как обычно. Может,
в этот раз не сработает?
— Крот? — неуверенно спросили сзади.
— Нет, рядовой, это я. Штык.
— Мой генерал! — обрадовался Хомяк, полностью отворил
дверь и вышел на платформу.
— Теперь узнаешь? — с печальной иронией спросил
Штык.
— Как пелена с глаз упала, мой генерал, — чуть
виновато ответил Хомяк. — Но вы же знаете...
— Сколько раз говорить. Не «вы». На «ты»
разговариваем.
— Так точно, товарищ генерал, — неуверенно сказал
Хомяк.
— Давай оправляйся и умывайся. Завтрак сейчас
соорудим.
— Разрешите немного побыть на воздухе, мой
генерал, — Хомяк приложил руку к груди и сделал
несколько глубоких вдохов. — Одышка мучает.
В остальном — совсем уже сегодня хорошо. Может даже Крот
разрешит убрать эти камни.
Два оранжево-серых окатыша, привезенных Кротом откуда-то
с верховий ближайшего ручья, выглядывали из-под повязки
блестящими округлыми боками. Если бы не абсолютная
уверенность старого сталкера в лечебной силе этих артефактов,
покоится бы им давно на дне озера. Но Крот
после каждой перевязки обязательно фиксировал камни на груди
своего единственного пациента. И, по всей видимости,
с пользой для дела: поправлялся, уже далеко немолодой,
больной, без каких-либо осложнений.