Генерал сделал паузу, чтобы в
очередной раз просверлить отца взглядом и попросил, как
приказал:
- Надеюсь, вы не откажете мне в
просьбе. Вам удобно будет, если я пришлю за вами машину в
воскресенье? Лучше утром. Скажем, часикам к десяти.
- Как я понимаю, у вашей дочери
душевная болезнь? - осторожно спросил отец, не ответив на просьбу
генерала, хотя, что там отвечать, если все уже было и без него
решено!
- Моя дочь умственно нормальный
человек. В школе она хорошо учится. Перешла в девятый класс, но
теперь врачи советуют пока оставить школу. Она все больше
становится раздражительной, злобной, стала сторониться людей, и её
мучают головные боли, все чаще одолевают приступы меланхолии. Врачи
предполагают, что это возможно результат родовой травмы.
Отец покачал головой:
- Но вы же понимаете, что это
несерьёзно. Чем же мой сын здесь может помочь?
- Это мы с вами понимаем, а вот жена
ничего слушать не хочет. Говорят же, что надежда умирает
последней.
Генерал посмотрел на часы и встал,
давая понять, что разговор окончен. Попрощавшись с отцом за руку,
он не проводил его, а пошел за свой письменный стол. Когда отец был
уже у дверей, генерал окликнул его:
- Юрий Тимофеевич, надеюсь, вы
понимаете, что наш разговор сугубо конфиденциальный, и знать о нем
не обязательно ни вашему начальству, ни кому бы то ни было? И дома
поговорите об этом с женой и сыном.
- Несомненно, - заверил отец.
На работу в этот день отец не пошел.
Он позвонил начальнику и сказал, что неважно себя чувствует.
- Да уж понимаю, - согласился Тихон
Матвеевич. - Кто ж будет хорошо себя чувствовать после такого
приглашения. Так чего вызывали-то?
- Да ерунда. Действительно просили
проконсультировать по политическим аспектам жизни Ирана тех
лет.
- А-а, ну давай, Тимофеич, отдыхай, -
разочаровался Тихон Матвеевич.
- Придется ехать, сынок! - заключил
отец, и было видно, что он очень расстроен.
- Ладно, пап, съездим. Ты только не
переживай, - попытался я его успокоить.
К вечеру у отца случился приступ.
Приступ был не сильный, я быстро справился с ним и погрузил отца в
глубокий сон, после которого он обычно просыпался в более-менее
нормальном состоянии.
Я тоже лег спать, долго лежал с
открытыми глазами, думал об отце и переживал за него, и о больной
девушке, к которой нам придется ехать, и сам не заметил, как вошел
в то особое состояние, которое случалось со мной часто без моего
участия. Иногда меня погружали в него какие-нибудь ритмичные звуки,
которые вызывали музыку, и эта музыка звучала только в моем
сознании. Музыка была всегда необычна, она была во мне, и она была
вокруг меня. В какой-то момент я начинал физически ощущать её. Она
обволакивала мое сознание, парализуя мою волю, и давала ощущение
покоя и счастья. И я осознавал, что именно эта музыка уносила меня
в неведомые миры, где все причудливо и странно. Музыка начинала
вибрацией пронизывать мое тело и вызывала ответные вибрации. И я
сам становился музыкой.