Впрочем, какие-то древние камни
оказались фигурно сложены и здесь. И в первый момент я даже успел
ошалевшей мыслёй обрадоваться:
«Он не зарос, не потемнел, а просто
развалился! Ура!»
Но во второй понял, что ошибся —
камни, возникшие передо мной, валялись в слишком уж правильном
порядке и даже отдельными своими частями искомый мегалит не
напоминали.
«Да не хренасе... ли?», — сам собой
возник вопрос.
Логику его возникновения я уже
понимал, но вот принятия происходящего, как и не было. Поскольку
признать местную «штуку» я мог точно, даже в разобранном виде, все
ж в свое время облазил тот немаленький «домик» вдоль и поперек.
Собственно, к этому дольмену мы с
дедом и ходили в походы.
Так-то их по горам имеется великое
множество. К тем, что стоят группами недалеко от трассы, таскают
туристов, а вот о большинстве единичных никто толком и не знает. А
здесь, как говорил дед, место хорошее — удобное для стоянки.
Открытая поляна для костра, чуть ниже речка пробегает, да и
подлесок несильно сбит, так что есть, где поставить палатку.
На самой-то поляне дед ее ставить не
желал, говоря, что на одном уровне с дольменом спать негоже — сны
будут плохими.
Впрочем, он тогда много, что про
дольмены рассказывал. Но я, как лет в пять-шесть ничего-то из его
баек о духах предков и священных местах не понял, так и в
последующие годы привык пропускать всю эту околонаучную ерунду мимо
ушей.
К тому же, вываливанием всякой
непонятной галиматьи на голову ребенка дед не ограничивался. Лет с
восьми моих он еще и кое-какой ритуал ввел, проводя его обязательно
сразу по прибытии на место. Он усаживал меня перед тем дольменом,
заставлял закрыть глаза... и ощущать, а потом оставлял одного на
какое-то время и сам уходил.
Ну, я и ощущал. Честно. По крайней
мере, пытался. И так же честно отвечал на вопросы по его
возвращению.
— Что ты почувствовал? — вернувшись,
спрашивал дед, когда я уже чуть не начинал присыпать, посидев с
четверть часа с закрытыми глазами, да после лазанья-то по
горам.
А что я мог чувствовать?!
Если был ясный день, то, как мне
солнце нещадно башку припекает, как пот струится по спине, как ноги
гудят от долгого перехода, а пустотой живот ворчит, будто я дня три
не ел.
Если мы добирались к вечеру, то
ошчученья мои, естественно, были несколько другими. Как прохладный
ветерок скользит по липкой корке загустевшего пота, а потому
облегченья в себе не несет, как комары жрут меня нещадно, как...
впрочем, ноги мои по достижению этого места оттопаны были всегда, а
есть от прибывания на природе мне тогда хотелось и вовсе —
постоянно.