Вопрос о добавлении крови
одаренных пока считаю открытым.
Отдельно следует отметить влияние
на объект неодушевленных, но в определенной степени способных
проявлять отголоски эмоций субъектов. В частности, в присутствии
высшей нежити эмоциональность объекта доказуемо увеличивалась.
Количество субъектов также имело значение, в том числе степень их
сохранности, умение приспосабливаться к пожеланиям объекта и
способность имитировать реакции живого организма.
Достоверность выводов насчет
связи состояния объекта с присутствием живых существ сомнительна
ввиду недостаточной выборки. Однако можно предположить, что при
наличии в его окружении большего количества разумных провоцируемые
эликсиром реакции будут протекать быстрее и с определенной степенью
вероятности получат более стойкий эффект…
Я оторвался от чтения и, мельком
оглядев пустую крышу, на которой по обыкновению дожидался рассвета,
коснулся висящей на поясе старой фляги.
Что ж, Кариур оказался прав — рядом с
людьми я действительно становился более похожим на человека. Причем
и внешне, и, так сказать, внутренне. Состав, благодаря которому эти
изменения стали возможны, я со временем научился воспроизводить и
обновлял его, как и советовал Кариур, не реже одного раза в
месяц.
Насчет количества людей, необходимых
для создания полноценного лекарства, тоже убедился: их должно быть
ровно двенадцать. Не больше (действенность эликсира от этого не
менялась), но и не меньше, потому что в последнем случае он начинал
утрачивать полезные свойства.
Насчет предположения старика, что
изменило меня именно проклятие, я, пожалуй, тоже склонен был
согласиться, поскольку это и впрямь объясняло очень многое. Будучи
проклятым, я, по мнению Кариура, однажды утратил человеческий
облик, скатился к почти звериному состоянию и довольно долгое время
провел в таком неприглядном виде. Однако потом почему-то процесс
обратился вспять, и я вернул себе не только разум, но и
первоначальный облик.
Плохо то, что я не помнил, что же
именно со мной произошло. Где я родился. Как жил. Кем и за что был
проклят. А также сколько времени провел в невменяемом
состоянии.
Обрывки памяти, доставшиеся мне с
прошлых времен, не несли с собой ничего вразумительного. Поэтому я
помнил лишь то, что какое-то время передвигался на четырех
конечностях вместо двух. Вместо нормальной речи был способен только
хрипеть и рычать. Днем зарывался в перепрелые листья или
закапывался в землю, спасаясь от слепящего солнца. Подолгу спал…
вернее, отключался, выпадая из жизни на целые недели и, наверное,
даже месяцы. А когда приходил в себя, то снова вставал и куда-то
брел, что-то искал, даже не понимая, зачем это делаю.