– Да ну тебя. У человека, может, душа поёт, а он про керосин.
– А ты как хотел? На голом энтузиазме далеко не улетишь.
– Отстань, – махнул рукой Лёвка. – Будет у нас аэроплан, а, Нестор?
– Всё будет, Лев, дай срок. И летать будем, и на поездах за тысячи вёрст ездить.
– Во! – ткнул пальцем Задов в Аршинова. – А ты говоришь, керосин…
Аршинов усмехнулся и обратился к Номаху:
– Давай, Нестор, за трудовой народ стопки поднимем. И за крестьянина, и за рабочего. Чтобы увидели они, наконец, счастье. Чтобы не было над ними этих кровососов, что в шелках по набережным гуляют и в автомобилях катаются. Притом, что каждая ниточка того шёлка потом и слезами трудового человека пропитана, а в двигателе автомобиля живая кровь пролетариата сгорает. Выпьем за это. За свободных детей и внуков наших.
– Федос, – позвал Номах, – ты чего так далеко сел? Иди, выпей с нами.
Щусь подошёл со своей неизменной волчьей улыбкой, которую то ли из-за молодости его лица, то ли ещё по какой причине легко было принять за застенчивую. Бескозырка съехала на затылок, красный мундир распахнут, на перекинутых крест-накрест через плечи ремнях, висели маузер и черкесский кинжал. Безымянный палец на левой руке украшал серебряный перстень с крупным тёмным камнем.
– Щусь, а правду говорят, ты на флоте боксом занимался? – спросил Номах.
– Чемпионом был.
– Ты смотри. А говорят, ещё какую-то хреновину умеешь… Название забыл.
– Джиу-джитсу. Да, знаю.
– И что, полезная штука?
– Человека голыми руками задавить могу. Как цыплёнка.
– Да ты ж сам, как цыплок, – с деланным пренебрежением Номах.
– А это как сказать, Нестор, – заметил Щусь.
– Ладно, не журись, не барышня. И что, доводилось людей руками давить?
– Так война же, всякое бывает.
– Видал? – повернулся Номах к Аршинову. – А на вид пацан пацаном.
– А что на вид смотреть? На войне взрослеют быстро.
– Ты сам-то, Нестор, сильно меня старше? На пять годков всего, – подал голос Щусь.
– В тюрьме, Федос, год за пять идёт. А я, считай, десять отсидел.
Щусь пожал плечами.
– Батька, вопрос имею, – взгляд его, только что пьяноватый, отвердел.
– Ну? – пригласил Нестор.
Федос отодвинул в сторону стакан, обломки хлеба, наклонился к Номаху, дыша луковым перегаром.
– Пошли сейчас белых резать, а? – жар от него шёл, как от печки. – Хорошее дело выйдет!
– Ты сдурел, что ли? – искоса посмотрел Номах. – Сам же говорил, люди устали. Неделю в седле…