В общем, так продолжалось почти два года. Они не думали о том, что будет дальше, просто жили и радовались каждому дню. А потом он уехал на Родину, потому что командировка его отца заканчивалась на три месяца раньше. А она осталась. И потянулись длинные тоскливые будни. Они писали друг другу письма, которые раз в неделю доставлял из Москвы советский самолет. И считали дни до встречи. Три месяца – девяносто один день.. Девяносто… Восемьдесят девять… Восемьдесят восемь…
Тик-так… тик-так… Как медленно тянется время, когда ты молодой.
Тик-так… тик-так… Как медленно тянется время. Обычно так бывает в юности. Но с возрастом это ощущение пропадает и чем старше становится человек, тем быстрее тикают его часы. Я где-то читал про это, или слышал по телевизору. Не помню. Я вообще плохо помню события последнего времени. Хотя, если честно, в моей жизни не происходит вообще ничего, о чем стоило и хотелось бы вспоминать. Один день похож на другой, как две одинаковые капли. Я сижу в инвалидном кресле и смотрю в окно. Уже много лет я смотрю в одно и то же окно на одну и ту же картинку. Хотя нет, в картинке за окном, в отличие от моей жизни, за эти годы все же что-то поменялось. Сначала там был пустырь, потом его облагородили, построили детскую площадку, посадили деревья, посыпали гравием дорожки. Каждый день по утрам я смотрю из окна, как постепенно просыпается наш дом и на дорожках начинается «движуха». Первыми появляются собачники, за ними вылезают граждане в спортивных костюмах, которые видимо искренне верят в то, что бегая по дорожкам можно спастись от инсульта, еще спустя полчаса молодые мамаши и папаши выводят из подъездов и тащат в школы и садики своих упирающихся отпрысков. Потом служащие, потом пенсионеры. А вечером – все в обратном порядке. Тик-так… тик-так….Вырастают дети, меняются марки машин во дворе, меняются соседи. И только я – неизменная деталь в этом пейзаже.
Мне 48 лет. Моя жизнь закончилась в 12. И все время, что я существую на этом свете, можно условно поделить на две части: 12 лет жизни и 36 лет ожидания конца… Вы спросите, как такое может быть? Я бы ответил, я бы рассказал вам все, что случилось со мной в те счастливые 12, и все, что не случилось и уже никогда не произойдет. Но даже этого я не могу сделать, так как моя речь тоже осталась в той жизни. А в этой я могу лишь нечленораздельно мычать наполовину парализованной челюстью. В той жизни осталось все, что дано любому нормальному человеку: способность говорить, хулиганить, бегать и прыгать. В той жизни осталась первая и единственная любовь к смешной белобрысой девчонке из моего класса. В той жизни остался первый и единственный поцелуй. Другого у меня просто не было. Не успел. Наверно поэтому я до сих пор помню это странное ощущение тревоги и радости одновременно. До сих пор это событие – самое яркое в моей жизни, кроме, разумеется, того злополучного дня, когда под визг тормозов и лязг металла закончилась моя жизнь.