Он ее ждал, угадал ход ее мыслей.
Ему сказали о дневном визите, она пообещала вернуться, не уточнив
время. Он ожидал визита дамы с наступлением темноты.
Он не сразу повернулся лицом к ней.
Длинные волосы собраны в пучок и завязаны ленточкой по моде
времени. Вряд ли бы он стал носить парик, как местные щеголи.
Нарочито заманивая ее в глубину
помещения, он обошел прилавок. Встал посреди пространства лавки
так, чтобы она его лучше видела. Колба с памятными часами оказалась
по его правую руку.
Одет он был просто, как все
протестанты в Берне, никаких роскошеств в наряде, корме добротных
тканей и подчеркнутого положения состоятельного бюргера в виде
хорошего покроя одежды, сшитой на заказ, и часов. Это были другие
часы и крепились через цепочку на пуговицу, а потом прятались в
кармашек. Жилет из темно-синего атласа со скромным серебряным
орнаментом туго облегал фигуру. Белая блуза, согласно эпохе, и туго
затянутый шейный платок без кружев не спускался на грудь по моде, а
был заправлен в прореху расстегнутой сверху горловины жилета и
крепился скромной булавкой. Коричневые штаны по колено, чулки и
туфли с пряжкой. Подтянутый и статный, похожий на Гулливера, он
стоял, как хозяин посреди своей лавки.
Они часто шутили, что Алику идет
костюм любой эпохи. Еще бы не шел, для хорошо тренированного,
довольно рослого и развитого мужчины. Ему можно дать тридцать пять
и даже меньше. В возрасте Иогана она уже ошиблась.
Она забыла о подростке, едва
погрузилась в изучение лица. Сходство-то было разительное, но
вместе с тем убежденность, что это он, тот самый Алик, так и не
пришла.
Ухоженные негустые усы и острая
бородка-эспаньолка, заостренная к концу, бросались в глаза. Алик,
которого она оставила дома, избавился от бороды и больше ее не
носил, она навевала дурные воспоминания.
Этот определенно готовился к встрече
с ней. Приехал и переоделся, зажег свет и стал ждать. В лице было
что-то от легкой усталости и... немого согласия с обстоятельствами.
Едва уловимая печаль в глазах.
Он выглядел моложе, видимо, проходил
модификацию. Волосы практически без седины, линия скул чуть
изменилась, из-за бороды сразу не определить, а вот глаза другие. У
прежнего Алика оттенок был холодный, серо-льдистый, взгляд
напряженный, в момент сосредоточения или злости – почти волчий. У
этого – теплый, может быть, тусклый свет ламп сделал его таким, и
глаза манили, притягивали ее. «Очеловечивается твой муж», –
вспомнила она фразу Лондера.