Эл не почувствовала того, что
ожидала — мгновенного узнавания. Время шло, а оно не приходило.
Чувства взорвались неожиданным фейерверком нового, как падать с
вышки или обрыва в воду, как проваливаться в чужую реальность. В
нем была яркая чужеродность. «Не та сигнатура», – как шутил сам
Алик, давая определение их взаимному узнаванию. Не та, но все же
знакомая.
Только тот, кто желает навсегда
потеряться, готов все в себе изменить.
Но не изменил все, внешность
осталась или оставил. Он спокоен, если волнуется, то незаметно. Во
взгляде все больше проявлялись чувства.
Эл глаз от него не могла отвести, по
коже волнами шли мурашки.
Он молчал. Остолбенели они на пару,
в нехарактерной для обоих растерянности.
Две недели интенсивной подготовки к
этому визиту дались Эл непросто. Колебание между верой-неверием,
убежденностью и отрицанием сменяли друг друга каждый день. Она не
сможет вернуться в Москву начала двадцать первого, пока не
разгадает загадку этих дат.
Это время выбрали, как самое простое
для анализа, из-за очевидной даты смерти, которую въедливый Этье
нашел в архивной записи протестантской общины города Берна. Его
убьют завтра. Нужно ему сообщить, но комок застрял в горле.
Он в себя пришел немного раньше.
Чуть опустил подбородок, поднял бровь и посмотрел с вопросом. Всем
видом показал, что визит хоть и поздний, но ожидаемый и желанный.
Словно запретное свидание двух любовников. Закусил нижнюю губу и
смотрел уже провокационно. Так смотрит мужчина, к которому в ночи
пришла девушка и, очевидно, не за покупками. Ситуация-то по местным
меркам неприличная до полного бесстыдства. И они каждый понимают ее
по-своему.
Ей бы уже следует что-то сказать, а
лучше спровоцировать, повиснув на шее с поцелуем, он обожает ее
целовать, утверждает, что его уносит к звездам. «Обожал и уносило»,
– поправила себя Эл. За спиной у нее пистолет. Ей пришло в голову
брякнуть что-то несусветное.
– Я хочу купить часы, герр Бейснер,
с девушкой на крышке, – сказала Эл вместо приветствия.
– Элиза Легер, – прозвучало мягко, с
налетом вопроса на французском. – Мой человек сказал, что вы
заходили и желали часы. Мне приятно, что мадам выбрала мою
мастерскую.
«Мой человек...» Герр Хульфнер
назвал его партнером.
Звуки голоса перекатывались по
помещению, и Эл с опозданием постигала смысл. Ни один лавочник,
даже самый жадный, не станет в ночи ожидать покупательницу,
девушку, одну.