– Вот знал я, что не просто все с
этим портретом. Ну, невозможно рисовать без конца одну и туже
женщину и утверждать, что она мечта, и ее не существует. Ведь он
был и христианин добрый и собой хорош, любую мог бы
благовоспитанную девушку в жены взять или благочестивую вдову с
детишками, вон их сколько. Нет, же. Только грустно смотрел в ответ.
Ну, разве такое с выдуманными женщинами бывает? Вы, выходит, ни
мечта, ни фантазия, а он утверждал, что вы, как звезда на небесах,
что светит ярко одинокому путнику и нельзя ее достать.
Герр Хульфнер опять заплакал.
– Он про убийство что-нибудь
говорил?
– Да Боже упаси! Были у него
странные мысли по поводу смерти. Он нас Иоганом заставил выучить,
как бы, завещание. Чернокнижником он не был, нет, но странности
свои имел, но кого Господь одарил премного талантами и умениями,
тому и отсыпал для искушения иных подношений, чтобы душа имела, с
чем бороться ради вечной жизни. Уж не встречал я того, кто бы
столько книг прочел и всего познал в науках. Он – премного.
Эл аккуратно выудила книжку из-под
руки гера Хульфнера, пока он перечислял достоинства покинувшего его
друга. Она раскрыла записи и начала аккуратно перелистывать
страницу за страницей. Листочки были старые, исписанные вдоль и
поперек с пометками пояснениями, рисунками, схемами и чертежиками.
Время от времени встречались наброски и часто одно и то же лицо в
разных ракурсах в разных акцентах, то глаза, то губы, то ухо и
локон, то лоб в ореоле волос.
С середины книжицы все записи и
рисунки посвящались часам. Зарисовки, шестеренки, элементы
механизма и декора, точные чертежики корпуса в натуральную величину
и увеличенные, цифры размеров и описание, как изготовить и из чего.
По этим записям можно было провести реконструкцию и обучиться
часовому делу.
Герр Хульфнер выплакался. Эл подняла
на него глаза и, вздохнув с сочувствием, спросила:
– Это он сделал те часики? Не
отрицайте.
– Он, – печально согласился старый
мастер.
– Где они сейчас? Где Иоган?
– На реке.
– Доминик жив?
– Когда мы с Иоганом укладывали его
на плот, был еще жив, но плох, горел и бредил. Он разговаривал с
вами и языки путал. Рана плохая. Я уж повидал. Он не хотел, чтобы
его похоронили в городе, и место выбрал подальше.
– Мальчик справится с рекой?
– Вода еще высокая. Иоган с
малолетства плотом правил. Сумеет.