вникнуть, – что это.
– Ладно, – решил он, – пора принимать
меры.
6
На стене в прихожей, возле большого
прямоугольного зеркала в массивной золоченой раме, висел телефонный
аппарат. Николай вытащил из кармана брюк носовой платок и через
него взялся за эбонитовую трубку – хоть и был уверен: тот, кто
побывал до него в квартире инженера, нигде своих отпечатков пальцев
не оставил.
Номер, который набрал старший
лейтенант госбезопасности, сам он знал на память. Но вот из всех
прочих сотрудников, работавших в здании на площади Дзержинского, он
не был известен почти никому.
Поприветствовав того, кто взял
трубку, Николай назвал себя и потом говорил минут пять или семь –
никто его не перебивал. Во входную дверь квартиры, правда, за это
время раз пять звонили. И с лестничной площадки доносились
встревоженные голоса управдома, дворника и домработницы Нюши. Но
старший лейтенант госбезопасности их игнорировал. Ведь это явно
было оно – то самое уникальное дело, о котором он столько
грезил!
Наконец, повесив трубку, он подошел к
входной двери и распахнул её.Но внутрь никого не впустил – сам
немедленно шагнул за порог, проговорил:
– До прихода сотрудников НКВД никому
не входить! Это – место преступления.
А потом плотно прикрыл за собой
дверь, на которой красовалась медная табличка с затейливой
гравировкой, напоминавшей росчерк каллиграфов XIX века: Хомяков
Сергей Иванович.
16 июля 1939 года.
Воскресенье
1
Сотрудникам НКВД СССР никто не
гарантировал выходных дней. И даже те, кто привык по воскресеньям
отдыхать, знали, что в любой момент их могут вызвать на службу. Но
был человек, которого и не требовалось вызывать на площадь
Дзержинского. То был руководитель проекта «Ярополк» – загадочной
структуры Наркомата внутренних дел, входившей в состав его самого
влиятельного главка: Главного управления госбезопасности.
Валентин Сергеевич Смышляев,
известный большинству подчиненных под псевдонимом Резонов,
все воскресные дни напролет проводил в своем служебном кабинете,
куда со всей территории Союза ССР стекались сведения о событиях
весьма специфического свойства. Одно упоминание таких событий могло
бы стоить обычному сотруднику НКВД не только карьеры, но и места
среди людей, не отягощенных подозрением в опасных и необратимых
расстройствах психики. Ну, не могли происходить подобные вещи в
великой стране атеистов и материалистов! Однако Валентин Сергеевич
уж никак не входил в число обычных сотрудников Лубянки. Равно как и
его молодой подчиненный, с которым он теперь беседовал.