«Любой пес рядом с ним ходит по струнке. Что это, флюиды? Аура
вожака? А языки? Полиглот?»
Когда нас высадили в снежную кашу около моей облезло-оранжевой
пятиэтажки, я накинулась на пришельца с вопросами прямо во дворе,
перед подъездом.
— Что ты им сказал? О чем они говорили?
Тот еле заметно поморщился, сунув руки в карманы куртки.
— Грязные языки... Сказал, что лучше помолчать, — туманно
ответил, глядя вслед отъезжающей машине. Переведя взгляд на меня
заговорил решительно. — Слушай, Свейта. Теперь я знаю, кто я. Ты
меня нашла, согрела, дала кров, еду. Ты добра, ты заботилась. Если
хочешь, я исполню твое желание. Буду суженым.
Мелкий снежок падал с неба, начиналась метель. Я захлопала
глазами, но не от снежинок.
«Это что... Он хочет мне вернуть долг? Так сказать,
натурой?»
— А что, ты уже помнишь, как обращаться с женщинами? — не
удержалась от нервного смешка.
— Да. Я хорошо знаю, как покрывать, — серьезно кивнул. — Пока
ехал, чувствовал тебя и понял, что представляю много способов. Я
покрыл множество женщин, умею дать удовольствие, умею заставить
кричать от восторга. Можешь быть уверена.
«Многообещающе...»
На время потеряв дар речи, я застыла, переваривая прямое
предложение. Я не рассердилась, только оторопела, осознавая, что
мой пришелец просто не в курсе действующих у нас норм и правил
приличия.
«Он же индеец, дитя природы, все такое...»
Приняв мою реакцию за что-то иное, Покахонтас придвинулся
вплотную так близко, что наши куртки скрипнули, коснувшись друг
друга замками.
— Знай. Я тот, кто ведает тайнами, я владыка священной земли,
хозяин запада, бессмертный бог, сын Осириса. Волк для заблудших
овец, пастух для стада, страж границы и судья богов. Я — Инпу.
Теперь люди называют меня Анубисом.
Совершенно серьезно произнеся все это, Покахонтас замолчал,
оценивая произведенный эффект. Эффект был. Атмосфера спального
района к божественным откровениям не особенно располагала. Говорить
о том, что ты бог, хорошо одновременно с наглядной демонстрацией
силы. Если бы мы стояли около египетских пирамид, и, Покахонтас
сказал бы это, поблескивая обнаженными мускулами в момент, когда на
небо надвигается песчаная буря, я могла бы чуточку поверить. Но
речи «о владыке священной земли», произнесенные пришельцем, который
одет в старую папину куртку, у подъезда мирной старой панельки с
заваленными грязным снегом сугробами звучали как минимум
сомнительно. Откровения того же Никиты, который почувствовал
неведомое в деревеньке Окунево, и то казались правдоподобнее.