Погиб он глупейшим образом - сорвался по пьянке с узкого карниза пятого этажа во время попытки проникновения в богатую квартиру одного торговца мебелью, о чём я лично давал короткую заметку в двести слов в позавчерашнем номере.
Несколько секунд Зина не сводил с меня воспалённых глаз, стараясь определить, разыгрываю я его или нет, и, не определив, удалился по коридору в явной задумчивости. Вот и хорошо. Глядишь, и половиной стаканчика на сей раз обойдётся. Хотя вряд ли. У всех репортёров всех трёх крупных городских газет особым шиком считается выполнять свои профессиональные обязанности подшофе и при этом не допускать фактологических, грамматических и стилистических ошибок. Не говоря уже о том, чтобы задержать материал или не сдать его вовсе. Мне приходится прикладывать воистину героические усилия, дабы соответствовать. К спиртному я равнодушен, и от четырёх-пяти рюмок сливовицы, которую предпочитают коллеги в том же «Весёлом метранпаже» у меня обычно начинает болеть голова. Другое дело – хороший коньяк. Но и того я редко выпиваю больше ста пятидесяти грамм за вечер. Во-первых, дорогое удовольствие, а во-вторых, - зачем? Ста пятидесяти вполне достаточно для расслабления и веселья, а сo zanadto, to nie zdrowo, как часто говаривала моя бабушка-полька, Царствие ей Небесное. Да и не только она. Я и сам так говорю часто. Благо в Княжече польский разумеют все. И, соответственно, на нём читают и говорят. Равно как и на русском, украинском, идише и немецком. На последних двух, пожалуй, уже не все, но очень многие. И дело не только в том, что наш город многонациональный, таких в Российской империи хватает. Просто в Княжече так принято, поскольку за свою долгую историю он кому только не принадлежал. И жители привыкли владеть одновременно несколькими языками, чтобы в любой момент быть готовыми принять один из них в качестве государственного и основного.
Но мы отвлеклись.
Наш секретарь Фелиция, не выпуская из зубов дымящуюся папиросу, работала за пишущей машинкой Ундервуд, как пулемётчик за пулемётом Максима. Татата-тататата-та, татата-тата - разносились по приёмной скупые и точные очереди ударов по круглым бакелитовым клавишам с блестящими медными ободками.
- Привет, Фелиция!
- Привет, Ярек. У себя.
Дверь в кабинет главного раскрыта, но я всё равно постучал.