— Как будете готовы, можете начинать.
— проговорил Константин, отойдя с арены. Краем глаза я заметил, как
бойцы штурмового взвода расходятся по периметру, чтобы
предотвратить возможные покушения. Собранная до предела Ангелина
недовольно смотрела на нас, непроизвольно сжимая рукоять
гранатомета.
— После того как я отделаю тебя,
займусь твоей шлюшкой. — усмехнулся Давид, заметив мой взгляд. —
Покажу, что значит настоящий мужчина.
— Это ты зря. Оскорбления я еще мог
оставить без наказания. За тебя попросил Константин, а он мой брат
по оружию. Но угрозы своим людям я просто так оставить не могу. —
усмехнулся я. — Кажется сегодня Грузия лишиться одного из своих
принцев.
— Сдохни, щенок. — оскалился
Багратион, бросившись вперед, и время словно остановилось. Чувство
опасности вопило, показывая угрозу сразу с нескольких сторон.
Третий глаз, напитанный праной, давил на мозг, заставляя
воспринимать информацию в темпе, невозможном для обычного человека,
и я прочувствовал все направляющиеся в меня конструкты.
Два пресса сзади, слева и справа, так
чтобы я не мог отступить в сторону или уйти назад. Кинжал,
получивший почти двухметровое лезвие, шел по диагонали, так чтобы
зацепить почти со сто процентной вероятностью. И все это – на
запредельной для человека скорости. Но не для меня.
Разбить правый пресс пробойником,
встретить вражеский меч собственным, и чуть отойти, позволяя
прессу, созданному противником ударить его же под локоть, на
мгновение выводя из равновесия. Давид каким-то чудом сумел в
последнюю секунду вывернуть кисть с кинжалом, сбивая конструкт, и
тут же атаковал меня несколькими узкими серпами, которые я едва
заметил из-за скорости.
Вот уж в самом деле, попал.
Конструкты Давида, в отличие от всего с чем мне приходилось
сражаться раньше, были на принципиально ином уровне. Скорее
объемная фигура, чем просто сжатая плоскость. И это выражалось во
всем, не только в дисках или в мече противника. Да что там, он
умудрился отразить мою атаку сформированным у кулака баклером!
На секунду растерявшись от такого
поворота, я чуть не потерял инициативу, и когда вновь попробовал
перейти в атаку, столкнулся сразу с серией конструктов. Давид не
только являлся выдающимся, по моим меркам, фехтовальщиком, но и
тренировался долгие годы. А самое отвратительное – он видел мои
конструкты так же, как видел их я. И когда противник понял, как я
избегаю его атак, глаза Давида расширились от удивления.