Желание обзавестись женой Эдуард обставил с присущим ему пафосом. «Хотя я готов откликнуться на любые нужды моей страны, один Бог ведает, какую жертву мне придется принести, когда я сочту своим долгом связать себя брачными узами, – разглагольствовал герцог. – Что касается уплаты моих долгов, то они не столь велики. Скорее уж нация у меня в долгу»[3].
Такие сентенции вызывали кислые улыбки в парламенте. Однако герцог всерьез озаботился семейным счастьем, причем еще до кончины Шарлотты. Заняв денег у российского императора Александра, съездил в Баден к Катерине-Амелии, сестре императрицы Елизаветы. Как оказалось, зря Александр оплатил это рандеву. Английского гостя не впечатлила старая дева сорока одного года. Ему грезилась супруга посвежее.
И тут на выручку пришли Леопольд с Шарлоттой, благодарные дядюшке за то, что он помог устроить их счастье. Леопольд так расхваливал свою сестру Викторию, вдовствующую принцессу Лейнингенскую, что Эдуард не мог не заинтересоваться. Он навестил Аморбах, где принцесса Виктория проживала с двумя детьми – одиннадцатилетним Карлом и девятилетней Феодорой.
Миловидная женщина с пышными темными волосами так приглянулась герцогу, что он с ходу предложил ей руку и сердце. Виктория подумала-подумала… и отказала.
Вдовство было пока что самым лучшим, что случилось в ее жизни. Детство Виктории прошло под грохот и пальбу наполеоновских кампаний. В семнадцать ее отдали замуж за принца Лейнингенского. Жених был старше невесты на двадцать три года и походил скорее на дядю-ворчуна, чем на любящего мужа. Когда он покинул бренный мир, Виктория вздохнула с облегчением.
В тридцать лет она была еще молода, хороша собой и с кокетливой улыбкой встречала взгляды, которые роняли на нее мужчины. Замужество казалось ей чересчур рискованной затеей. Вдруг она утратит не только независимость и неплохой доход, но и опекунство над детьми? Да и не хотелось ей ехать за тридевять земель в страну, чей язык она почти не понимала.
Однако смерть Шарлотты многое меняла. Едва оправившись от потрясения, Леопольд начал убеждать сестру принять предложение герцога Кентского. Со смертью Шарлотты ребенок Кента становился реальным претендентом на престол. Об этом стоит подумать. То же самое твердила дочери вдовствующая герцогиня Августа, которой сразу понравился английский жених. Герцогиня писала о будущем зятя: «Высокий рост придает ему внушительность, и он умеет совмещать простые солдатские манеры с утонченностью светского человека, что делает общение с ним легким и приятным»