– А они чего, белые были? – спросил я.
– Кто?! – не понял отец.
– Ну, Харламовы?.. Белогвардейцы?
– Какие белогвардейцы?! Они родственники наши были! Грудные дети остались! Бабки! Я же тебе говорю – снохи. Аким там ещё был, ровесник мой, и мы с ним ещё дружили. И его – всех! Подчистую! А взрослые – воевали…
– В тужурках, между прочим, и с бантами красными ходили, чекисты, па! – заносчиво проинформировал я отца и огородил чекистов от несправедливых нападок. – И зачем им топор, они с маузерами ходили! Может, бандиты какие-нибудь переодетые зашли?
Отец долго и в упор «понимал» меня, и свирепо выдавил:
– Ты, «маузер», слухай отца своего и не болтай, что не надо! Они у меня – вот! В глазах стоят! «Переодетые»! На всю жизнь остались! Они, эти переодетые, знаешь, сколько в тот раз в нашем хуторе почикали, «чикисты»?! Не болтай лишнего нигде и никогда!
– А зачем же они их тогда? – не унимался я.
– Табе, комсомольцу, пока это не понять! – взорвался отец. – Чикист ещё мне тут!
Не помню, чем закончился тот диалог наш с отцом. Наверное, я ещё больше стал дерзить, заступаться за «чикистов». В то время я действительно в комсомол вступил. И больше всего любил историю. А отец, вообще-то, очень редко затрагивал политику и всего того, что было с ним. Я же, отличник по истории, с тайным и грустным неудовольствием считал тогда, что ничегошеньки он, отец мой безграмотный, и не знает! Ни про благородных чекистов, ни про настоящих красноармейцев…
Прошло не одно десятилетие. Имею свой дом, баню с дровами. Живу на выглядке, где с одной стороны путь-дорожка пролегает, по которой ходит и шастает всякий люд. И в последнее неспокойное время стал чаще вспоминать эту историю, рассказанную отцом. Вспоминать и за топором присматривать.
Но, про коленную чашечку.
До восьмидесяти лет нам, детям своим, рассказывал про какую-то горочку:
– Да вот, катались мы с горочки на коньках. А у меня такие хорошенькие были коньки – СНЕГУРКИ! Завернутые такие… носики, – при этом отец умилялся, говоря про носики. – А внизу канавка была. И как я её и не заметил… и кэ-эк!.. Об канавку. И вот вышло как…
– А горочка большая была? – спрашивали мы.
– О-о, крута-ая! – важно тянул отец.
Я представлял горку, но почему-то свою, канавку, на которой я как-то запнулся и больно стукнулся. Но горка моя была так себе, не такая уж крутая. Но было больно. А отцовская?! Ведь он так стукнулся, что нога не стала гнуться!.. Выходила ужасная картина!