– Ушиблись? – он виновато улыбнулся.
Сколько помню – он вечно либо виновато улыбается, либо первым хохочет над собой. Ну, не дано иным блистать, как ни бейся. Знаю, сама такая. Только я все-таки бьюсь, а Горвик и не пытается. Как сейчас – другой бы приосанился, а этот таращится, рот раскрыв, на трещины в стене. Что он там видит, кроме осыпавшейся штукатурки?
– Посмотрите, здесь же фреска.
Он очертил пальцем силуэт и… Где были мои глаза? Куриная слепота одолела, что ли? Сколько раз ходила этой дорогой – не видела. Кошка… кошка с лицом прекрасной женщины лежала, опустив лапу на сапфировый венец. Вернее, я думала, что венец сапфировый – краски выцвели. И кошачья шерсть, и венец были песчаного цвета. Только горящие на человеческом лице кошачьи глаза сохраняли иной оттенок. Зеленые глаза с узкими черными щелями зрачков. Из этих зрачков на меня глядела вечность.
– Горвик, как же вы разглядели?!
Он неопределенно мотнул головой, черные лохмы упали на глаза. Горвик не следует придворной моде и, похоже, любит ножницы цирюльника так же мало, как я – корсет. Он напоминает добродушного мохнатого пса. Видела таких у пастухов – верных сторожей и заботливых нянек.
– Не говорите никому, – попросил он. – Набегут придворные живописцы, начнут доделывать и украшать…
Я поняла с полуслова – фреска погибнет. Ведь каждый захочет не красоту древней картины явить, а себя показать.
В отдалении послышался топоток – близились фрейлины. Не прощаясь, мы с Горвиком одновременно и безмолвно понеслись в разные стороны. Через несколько мгновений я достигла единственного убежища, а равно – тюрьмы – моей комнаты.
Тут фрейлины настигли меня – только для того, чтобы пятясь задом, долго откланиваться.
Теперь сменить мерзостное церемониальное одеяние, облекшее меня броней золотого шитья, на легкое домашнее платье, избавиться от прислужниц, сбежать по винтовой лестнице, справиться с тугим тяжелым засовом на потайной двери – и я в парке.
Липы, обкорнанные безжалостной рукой садовника, отбрасывали жалкие клочки тени. В их ровных рядах было что-то устрашающе-безжизненное. Любой излом, любая свободная поросль немедленно искоренялись. Зато шпалеры кустов служили надежным прикрытием от любопытных глаз. За что и ценились – не только мной – всеми придворными и даже королем. Отличное место, чтобы затеять интригу – политическую или любовную.