Хотя, конечно, фирменные джинсы или импортные кроссовки на общем
сереньком фоне советского быта сразу бросаются в глаза вместе со
своими обладателями. Но, это время, насколько я помню, начнется в
девятом классе, я сам начну носить в школу вызывающие
ярко-оранжевые джинсы, которые пошьет мама из какого-то фирменного,
чуть ли не французского, вельвета. И буду бояться про себя, что
кто-то из учителей выгонит меня с урока за вызывающий вид, хотя,
такого ни разу не случилось. Так и оранжевый вельвет особо под
задней партой не видно, если не тянуть руку чтобы вызвали к
доске.
Я ее особо не тянул.
А ровно через год в ОРС советской торговли нашего города выкинут
внезапно много, целых шесть тысяч пар западногерманских фирменных
джинсов, со странным названием F.US. Родители купят в большой
очереди две пары, отцу и мне. Продавать их станут не так и дешево,
как принято в Советском Союзе, ровно по сто рублей. В классе,
кажется, у шестнадцати человек такие окажутся, очень сильно
пропитанные и пахнущие, как никакие другие. Немного старой спермой,
как мне показалось тогда, когда их достали из фирменной
упаковки.
Долго я буду их носить, пока на третьем курсе военной системы не
сварю в хлорке, когда начну танцевать рокабилли в кафе "Аленушка"
на Фрунзенской, после чего они станут ярко-белого цвета, мать ушьет
их до коротких трубочек, как положено настоящему стиляге. После
этого они протянут еще пару лет и благополучно развалятся после
первого брака. Или во время его.
А потом вся молодежь в мое время в таких же точно коротких,
ушитых брючках начнет ходить. Да, все возвращается, рано или
поздно.
Вот и я вернулся зачем-то обратно в старую жизнь...
Эти воспоминания посещают мою и так озадаченную голову, пока я
сижу в туалете, фантастически маленькой уборной типового советского
дома, блочной пятиэтажки с балконами. Пока умываюсь и чищу зубы,
потом мочу волосы и укладываю их расческой перед зеркалом и,
наконец, захожу на кухню. Фена в доме нет, а я так к нему привык,
привык быстро сушить голову. Придется приобрести в новой жизни
обязательно.
Здесь пахнет блинами, тонкими и упругими, настоящим сливочным
маслом, я наливаю чайной ложкой в них черничное варенье,
заворачиваю в свертки и глотаю. Смотрю на мать в это время и
нахваливаю блины.
Ей сейчас сорок один год, я уже и забыл, как она выглядела
тогда, сорок лет назад.