С наполовину парализованным телом мне не быть женой и
матерью, воином тоже не стать. Моё правление навлечёт позор на весь наш род и
только навредит Илльборну.
У Фабиана другое мнение на сей счёт, и я его знаю. Спорить с
упрямцем нет никакого желания. Я отпускаю придворного мага, и дверь моих покоев
закрывается за нами с Кэсси.
После воздействия мага голем двигается как будто живее и
увереннее. Его керамические руки кажутся ловкими и тёплыми, а стеклянные глаза
— осмысленными. Он подаёт мне воду и немного еды, помогает удовлетворить другие
телесные надобности, моет, одевает в ночное и укладывает в постель.
Всё это время я думаю о том, что быть королевой мне не по
силам. Я не воин, в бою меня с лёгкостью победит даже ребёнок, а по духу... Я —
та, кто приносит несчастья. Пока страдали только самые близкие, но что будет,
если моё влияние распространится на всё королевство?
Лёжа в кровати, глядя в потолок, залитый лунным светом, я
слушаю тихую возню не знающего покоя Кэсси и думаю о прошлом. К сожалению, нет
ни одного несчастья, случившегося со мной, в котором я не была бы виновата
сама.
Говорят, в здоровом ребёнке нет греха, и только ошибки взрослых могут испортить детский нрав и вселить в маленькое сердце чёрные мысли. В большинстве случаев так и случается. Но как бывают яблоки, гниющие изнутри уже на ветвях, так встречаются и порочные дети. Кто заронил в них злое семя — тайна, но результат очевиден всем.
Не мне обвинять своих воспитателей. Добрая нянечка и заботливый учитель, постоянное участие в моих делах отца, игры с сестрой и её юными подружками — что из названного могло навредить ребёнку?
Увы, мне не найти оправданий в поступках других — я помню детство слишком хорошо. Свою жадную привязчивость, настырность, резкий нрав, чрезмерную любовь к старшей сестре, ревность к её общению с другими — все эти чувства, приведшие к настоящей катастрофе.
В тот день мы играли: бегали по лестницам и коридорам, прятались и догоняли друг друга. Эви всё время выигрывала, поддразнивая меня на глазах трёх девочек своего возраста, дочерей придворных дам и служанок. Я же злилась всё сильней с каждым поражением, с каждым мигом, когда Эви оказывалась на стороне подруг, а не моей.
И как-то так случилось, что игра превратилась в обмен колкостями, звонкий смех стал оскорблением, а хлопки по плечу — настоящими тычками и ударами, причиняющими боль. Думаю, всё решилось в тот миг, когда уязвлённая гордыня во мне возопила: «Я лучше их! Я! Ты увидишь!»