Эви старше меня на три года. В мои девять лет, а её двенадцать эта разница оказалась существенной для состязания в беге. Как я умудрилась упасть, запутавшись в собственных ногах и юбках, мне непонятно до сих пор. Но вдруг я оказалась сидящей на полу и баюкающей ушибленную руку под раскаты смеха Эви и её подружек.
Я не плакса, но у меня слёзы брызнули из глаз. Здесь, на полу, глядя на них, таких высоких и красивых, уже совсем взрослых и ловких, я вдруг показалась себе нелепой, унизительно смешной, навязчивой и приставучей, лишней, не нужной ни Эви, ни другим.
Их снисходительные взгляды, их общность, проистекающая из равенства возраста и интересов, ранили меня намного больше твёрдого шершавого камня.
Тело содрогнулось от обиды и злости, а в сердце как будто забил источник чёрной горячей воды. Она стремительно наполнила меня всю — туловище, руки и ноги, мигом закружившуюся голову. Я словно утонула в самой себе — этой чёрной горячей воде, такой душащей и гадкой.
Если б я только знала, что со мною происходит!
Помню, словно это случилось вчера, тяжёлый влажный жар и колотящую тело дрожь, колющие искорки на коже и жгучую ненависть в сердце — такую яркую, отчаянную, абсолютную, какая бывает только в детстве, когда чувства искренни и сильны, а разум на их фоне слаб.
Я не сказала ни слова, только подняла голову и взглянула сестре прямо в глаза.
Она упала, покатилась по полу, крича и прижимая ладони к лицу. Девочки завизжали. Одна из них, расплакавшись и наградив меня полным ужаса взглядом, развернулась и побежала прочь, гремя башмаками по плитам каменного пола. Этот звук преследует меня до сих пор, и, кажется, на смертном одре я буду помнить испуганный перестук её каблуков.
Ещё не подойдя к Эви, я знала, кто виноват в её боли. Дрожь рук и горячая тяжесть в сердце, жгучая обида и ненависть, все эти переживания прекратились во мне так резко, как подожжённая бочка со смолой вырывается из ложки катапульты. Понятно же, это мои злые чувства вырвались на свободу и попали прямо в Эви.
Я добралась до сестры, коснулась её плеча, оторвала её лихорадочно-горячие ладони от лица и увидела кровавые слёзы.
Всё это сделала я — причинила ей боль, навредила по-настоящему, будто не всего лишь посмотрела на неё, а швырнула чем-то тяжёлым и острым. Только от летящего предмета Эви непременно бы увернулась, а от моего злого взгляда не смогла.