— Чай с двумя ложками сахара.
Стены вокруг меня дрогнули, закружилась голова, я прерывисто вздохнула. Бледная, взлохмаченная, с трясущимися руками я понимала, что выгляжу жалко. Третий день я умирала от голода, и никого не волновало моё состояние. Неужели этот человек будет пить горячий чай прямо перед моим носом. Резь в животе усилилась, я согнулась. Нет! Не буду смотреть.
Полковник вновь занялся просмотром «картинок» на ноутбуке. Секунды тянулись вязкой смолой, вытягивали мысленную нить, наматывали её на бабину, она крутилась и крутилась в голове. Горячий чай, сырники, сметана. Чай, сырники, сметана… На-на-на-на…круассан, абрикосовое варенье, чай.
Сцепив дрожащие пальцы рук, я сунула их между колен, чтобы не выдать предательского тремора. В комнату вошёл охранник – волчара с жёлтыми глазами, неся высокую тёмно-синюю кружку.
— Ей, — не отрываясь от экрана, скомандовал полковник.
Голодная слюна заполнила рот. Кружка очутилась в моих руках, я уместила её на коленях, чтобы скрыть дрожь. Грела о кружку руки, низко наклонялась над ней, маленькими глотками отхлёбывала крепкий сладкий чай. В этот момент что-то внутри меня расслабилось, отключилось, перестало царапать по истерзанным нервам. Ещё бы немного посидеть, отсрочить возвращение в ненавистное общежитие.
— Сегодня останешься в этом корпусе, в гостевой комнате.
Сердце мгновенно ухнуло вниз, я застыла. Полковник пристально взглянул на меня.
— На двери есть защёлка, никто не зайдёт, если сама не откроешь.
Глава 4. Молоко с печеньем
Волчара, противно скалясь широкими зубами, отвел меня в небольшую чистую комнату с кроватью и столом. В смежном помещении стояли стиральная машина, душевая кабинка, умывальник и унитаз. Потрясение, сродни удару по голове. Простые человеческие удобства показались воплощением роскошества и особой милости богов. На машинке лежали чистые полотенца, на полочке над ней средства для стирки, в душевой кабинке мыло и шампунь. Гостевая комната была номером в пятизвёздочной гостинице по сравнению с моей ночлежкой в общежитии.
Упругие струи душа били по плечам, спине, голове. Душевую кабину заволокло паром, шампунь давно стёк с волос, мыло лежало на полу, кисло в воде, а я всё сидела, как сомнамбула, не в силах выползти из тропического рая. Ощущение воплощённой библейской сказки, материнского безопасного лона накрыло меня. Когда-то в мамином животе я познала вселенскую любовь и защиту. Они закончились с моим первым криком, первым шлепком по попе, первыми звуками внешнего мира. Мой безопасный космос исчез, оставив во мне маленькую искру надежды, что безмятежное счастье всё-таки где-то есть, оно существует.