Я упаковал свой бесхитростный скарб в свою спутницу – «балетку», чемоданчик, с которым приехал когда-то в Семипалатинск, сев в вагон углевоза с одной-единственной мыслью – учиться… и в путь снова, но в общем вагоне, притулившись к трубе отопительной, ведь впереди Родина ждет.
В Чечню обетованную, былинную!
Сначала заехал в Аягуз. К семье. Аягуз – это небольшой городок, куда холодной зимой 44-го нас, «врагов народа», детей защитника России от 3 – до 11-летнего возраста, на долгие тринадцать с половиной лет вышвырнуло государство. Как мусор, – в глубокий снег на окраине Аягуза! Помните, Пушкина: «Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя, то, как зверь, она завоет, то заплачет, как дитя!» Я, когда слышу эти строки, вспоминаю именно ту зиму, тот город, себя того и мой народ со слезами на глазах…
Когда кто-то из моих сверстников говорит, что они не знали этого – лишений, голода, холода, страданий, унижений – так и хочется плюнуть ему в лицо. Ложь! Циничная, неприкрытая! Все страдали. Весь народ. От мала до велика. От чабана до министра. Не делали для нас исключений! Ни для кого! И только холуи, верные сатанинскому режиму, жалкие временщики-блюдолизы, повязанные службой, чинами и деньгами, могут говорить так. И в эти две войны, кстати, встречаются такие мрази жалкие. Они все живы, они все уберегли, им все нипочем! А кругом – разгром, хаос, пустота, руины, братские могилы сограждан, трупы сородичей, потопленные в море крови, беспризорные сироты копаются в мусоросборниках, изуродованные инвалиды – на дорогах России «заснеженной»…
– Не будь Каином, Иудой, лучше промолчи, – бросил я одному такому. – Не будь первым среди предателей, не выставляй своей гнилой душонки на люди, вспомни, что требует от мусульманина Аллаh (с.в.т.), если, конечно, ты можешь, имеешь право считать себя оным, в чем я сомневаюсь…
Мысль о встрече с Родиной не покидала меня на всем пути. Я ехал в прокуренном вагоне, по студенческой цене, на багажнике плацкарта. И так семеро суток. Через Урбах (где не было питьевой воды) на Астрахань – Гудермес – Грозный.
На первом же полустанке, уже в ЧИАССР, как ошалелый, я выскочил из вагона и сходу распластался лицом к земле.
Целую ее…
Плачу…
– Марша йогIийла сан хьомийн Нохчийн Чьо! Ва декъалла дойла вай Аллаhа (с.в.т.)!