”
Кузьма Афанасьевич сел на парапет,
положил рядом бумаги, которые ему поручили завтра подать на
рассмотрение. Достал из внутреннего кармана фляжку и отхлебнул.
Поправил в кармане бутерброд, завернутый в чистый носовой платок.
Сразу захотелось его съесть, но это было явно преждевременно. Под
утро, в час Волка, с четырех до пяти голод бы стал нестерпим. Пусть
полежит, никуда этот бутерброд от него не денется.
– “Там какая-то бумажка к воротам
прикреплена. Пойди проверь.”
Кузьма Афанасьевич вздохнул и подошел
к клочку бумаги, который вяло шевелился на ветру.
– “Да это же…”
“Петр Иванов сын, – прочел Кузьма
Афанасьевич. - Луперкаль Вадим, Эрнесто Сантьяго, Кукущкин
Ванька…”
– “Да это же… список. Список тех,
кто занял очередь. Заняли очередь, вписали себя в бумажку и
ушли”.
Кузьма Афанасьевич усмехнулся,
скомкал лист, достал огниво, несколько раз щелкнул кремнем. Пламя
быстро вцепилось в бумагу. Старик положил ее на мостовую и немного
погрел руки. Потом стоптанным ботинком размазал пепел по камням.
Сел на свое место, завернулся потеплее в плащ и принялся ждать.
Через час к воротам подошел парень и
растерянно посмотрел вокруг.
– Тут эта… списочек был…
Кузьма Афанасьевич лишь пожал
плечами. Парень походил вокруг, подумал. Уселся рядом и сказал:
– Я за вами буду.
Кузьма Афанасьевич утвердительно
кивнул и замер, глядя ровно перед собой.
Фёдор облокотился на парапет крыши и
задумчиво рассматривал ночной Лосбург. Тихо подошла Инга и встала
рядом. Ярким пятном вдалеке светился дворец Императора и
находящийся рядом Собор Иакова. Оставляя густой дымный след, над
ночным городом плыл дирижабль.
– Тео, не расстраивайся. Жизнь-то не
кончилась.
Федор покивал, сплюнул вниз на тёмную
холодную улицу.
– А может всё-таки к отцу…
– Нет, – резче чем хотел прервал ее
Фёдор.
Потом повернулся, посмотрел в ее
зеленющие глаза, на снежинки, блестящие на меховой шапке, на
красные от мороза щеки.
– Мелкий, ты не переживай. Я всё
понимаю. Сейчас обустроюсь, сниму комнату. Насчет денег не
волнуйся, есть у меня пара вариантов. Всё будет хорошо. Ты права…
Просто… Не знаю…
– Пойдем в комнату? А то
замерзла.
– Иди, я сейчас спущусь. Поставь
чайник.
Девушка прижалась к нему, шмыгнула
носом и, кутаясь, пошла к выходу с крыши. Парень глядел вниз.
Темная, тихая улица. И никого. Только снежинки кружат в свете
одинокого фонаря. Фёдор сжал кулаки, костяшки побелели. Черты лица
стали жесткими, на скулах играли желваки. При каждом выдохе
вырывалось облака пара. Внезапно всё прошло. Фёдор закрыл глаза и
медленно выдохнул. Губы скривились в презрительную ухмылку.