Красавица Йони, вечно сетующая на небритость и небрежное поведение господина Лингама, битый час гремит кастрюлями, взывая сатанинские силы домочадцев. «Что с кастрюлями, Дорогая? Почему так гремят?» Скомкав, и бросив на пол фартук, уходит в спальню, запирается, и тихо плачет, карябая ногтями локоть. Крохотные слезинки кап – капают на подушку. Карябает до крови. «Открой, Любимая, мы можем погово…» Приехали. Оставь в покое. Иди, занимайся делами.
Демагогическая доктрина (вещает говорливое радио) циклично шествует по ушам пролетариев и аристократов. Рекомендуется придерживаться между, где свободней дышится, просторней мыслится. Жюрналисткий стрёкот, политический ветер, густая тень исторических событий, звон колоколов Никольской церкви, марш кирзовых сапог, собрание пенсионеров во дворе, вопли босяков на чердаке – доминошные сплетни. И если бы дон Пабло был действительно хорошим человеком, он бы всю жизнь строил дома и школы для бедных.
Святой Кики, коль скоро отдал жизнь за мир порядок (заметим, ему было всего тридцать семь лет), однако не сильно повлиял на спрос колумбийской сахарной пудры. Пути господни неведомы, как и неведомы обстоятельства, при которых Садист Всея Руси взошёл на престол. Так оставим же в стороне столь мелкие события, как женитьба американской рок – звезды на бутылке виски; вручение диплома за хорошее поведение светской львице Веснушке; долгожданное открытие памятника нефтепромышленнику; хулиганство бизнесмена по кличке Баскетболист в налоговых святилищах… Мир катится в ж – у. Но должен воскреснуть и предстать иным. Так всегда было, и так всегда будет, пока все космические тела не сойдут с орбиты, как бронепоезд, наехавший на колдобину. (Всё ли понятно, Дамы и Господа?… Едем дальше.)
В далёкие времена, когда не было конституции и защиты прав потребителей, но исправно действовал кодекс чести; в те дремучие, как сон душевнобольного, времена, когда преступников карали по справедливости, а людей благородных было больше и нужнее; в те тёмные, как каменный уголь (или нефть), времена, два беженца, два брата, основали посёлок, где каждый грабитель, убийца, вор, мог укрыться от преследований. Среди сего сброда, нашлись морды более наглые и хитроумные, укрепили позиции, и обратили посёлок в город. Границы города, где (хочу напомнить) правили преступники, стали расширяться далеко на восток и запад, пока не достигли агромадных размеров, и не поглотили множество городов и селений, обратив честных благородных граждан в тех же самых преступников. Могучий город, где (хочу напомнить) искали убежище воры, убийцы, шлюхи, обрёл лицо в виде конституции (тогда же придумали паспорт – бумажка, уравнивающая в правах), и стал примером, как сейчас модно говорить, социальной мобильности. А именно: будь ты хоть сам чёрт в овечьей шкуре, у тебя есть права подняться над всеми, и никто не осудит, если дела будешь делать тихо.