На бескрайних хлопковых полях Северной Армерики множество рабочих (ибн рабов), пригнанных с другого конца света, насильно оторванных от корней, набить кошелёк господина Хабана, поют песни, ловко срывая белые комки, и также ловко и метко бросая в корзину. Нет дома, нет надежды, нет родных, даже нет возможности заколоться. «О, Боже, что нас завтра ждёт?… – поют. – Моё нутро, как будто пламень жжёт. И слёзы не катятся из глаз.» Блюз родился в самой жопе мира, и покорил сердца страждущих.
Страшное дело – зависеть от кого-то. От начальника, родных, друзей, общественных стереотипов. Это ж всю жизнь только угождать. Но страшней, когда не знаешь, что зависим. Вроде думаешь – моё дело, я так хочу. Ан – нет, тебя, мягко говоря, завербовали. И если в первом случае, хотя бы понимаешь, видишь, чувствуешь, можешь изменить, то во втором – как овца под ударами невидимой плети. Мир катится в… (не устаю повторять). И если сам себя не спасёшь, кто ещё тебя спасёт?…
Нет на свете ненавистней людей, чем преследователи.
Брюхоногая хвинья с хрюническим нахрюком хрюндит по дороге в Мохкву из далёкого Хрюхохранска, мечтая о небехных кренделях и хрюхошей жизни. Хрена ли она там забыла?… Вохрос остаётся откхрытым.
Должен вас предупредить, хвиньи отлично плавают.
Житие мудрого человека, однако, горькое. Отчасти, не смотря на рейтинги первопроходцев, приходится считаться с постпоследователями, исказителями идей. Хотелось бы верить, что с этим можно бороться. Для чего-то ж придумали авторское право. Но пока только глазами хлопаем и слюной брызжем. И это хорошо, ибо, мудрость заключена в обобществлении, а не прямом потреблении (говоря по-русски: нахрена мне зубочистка, если я не могу ею воспользоваться – зубов нет). Помяните мои слова. Гы…
Симон и Леда вышли в поле,
держась за руки романтично,
но обнаружили – в неволе
картина выглядит эпичней.
Ненавистные люди – преследователи.
Кто храбр духом и умён,
способен изменить теченье
реки времён,
историй тленье.
Хвиньи отлично плавают.
Ъ!
Вот свершили ревохлюндию (пардон!) револлюзию в тысяча девятьсот хренадцатом году. Чего долбились? Людей чёртову уйму угробили, хороших и плохих, наверное, и детишек тоже. А всё рухнуло одномоментно. Но умы порядочных лодырей так и остались загажены револлюзионной болтовнёй. Разбежались стройбойцы по норам – норушкам, сопли пускать, да водку хлебать (сухой закон здесь ни причём – потери оплакиваем). Башня на башне не устоит. Делайте выводы, о, вы мои математики! Нужно нечто одно, в духе вавилонского зодчества, да на основе фицияльного языка. Принципиально неизменное.