— Сядь, — велел он, а сам загремел посудой.
За его спиной не было видно, что он там делает, но дурманящий
аромат кофе говорил сам за себя. Через несколько минут передо мной
стояла чашечка кофе, но я не притронулся к ней, ждал Витаутовича.
Он тем временем откупорил коньяк, разлил его по бокалам-шарам и
проговорил, демонстрируя осведомленность:
— Знаешь, что делают буржуи, перед тем как выпить хороший
коньяк?
Я не знаю, не знаю… Знания — спать! Мне, деревенскому юноше,
такое неведомо. Но память, гадина эдакая, уже прорывалась ростком
сквозь асфальт запрета. Мысли заметались в панике, мне ведь нельзя
врать, я не умею, спалюсь, а я при Витаутовиче и так слишком много
ляпал.
Но, к счастью, он махнул рукой:
— Откуда тебе такое знать. Они выпивают чашку кофе, а потом
раскуривают сигару. Последнее я бы тебе не рекомендовал, а кофе —
почему бы и нет?
— А коньяк? Разве мне его можно?
— Один глоток можно. Такой ты сам себе вряд ли купишь. Спасибо
за подарок. Видно, что ты сорвал неплохой куш. Куш сорвал, а
сохранить не пытаешься. Эх, молодежь, не умеете беречь
заработанное. Вот скажи, с чего ты вообще решил мне дарить такой
дорогущий коньяк, а, Саня?
Спрятав глаза, я забормотал:
— Так вы ж тренер мой… если б не вы… я б не выиграл… вы… я…
самый дорогой сказал… вот.
— Дурашка, — нежно произнес Лев Витаутович, потрепал меня по
вихрам. — Беречь деньги не умеешь, зато умеешь быть благодарным —
черта в нашем мире бесполезная в низких кругах общества, но
единственно нужная там, наверху. — Он ткнул пальцем в потолок. — А,
к черту, чего это я разворчался? — Он прихлебнул кофе, закрыл
глаза. Потом распахнул их. — В банк деньги не вздумай класть! А то
с твоим талантом находить на жопу…
— Не вздумаю, — перебил я. — Знаю, что эти деньги светить
нельзя.
— Правильно. ОБНС на такие доходы глаза закрывает, но, если
сигнал поступит, обязаны будут отреагировать, понял?
— Понял. Шиковать и швырять деньгами не буду.
Витаутович кивнул, а я отхлебнул кофе — от слов тренера во рту
пересохло. Кофе был… странный. Такой любят варить в Турции.
— И молодец. И вот еще. За Рину тебе отдельная благодарность
лично от меня. Слышал, наши собираются сюжет снять для телевизора,
наградить тебя чем-то. Рад?
Я напомнил себе, что мне нельзя говорить даже полуправды, а
потому следует взвешивать каждое слово, особенно когда речь зайдет
о моей амнезии. Прежде чем ответить, я задал себе тот же самый
вопрос. Рад ли я излишнему вниманию к своей персоне? С одной
стороны, это поможет пробиться в верхние слои местного общества. С
другой…