— Это всё с той же истории с Игорем в империи — Самойлов с ним
там в командировке был. Душитель придавил сильного мага, которого
преследовала команда, и ушёл не оставив следов. Никто его не видел.
Значит, он считает, что тот по всему миру колесит? Ещё один
ватиканский палач?
— Ты про того смертеца из Милана?
— Про него. Согласен, Борис, пахнет это дело дурно.
— Вы меня простите, господа владетели, но мы сейчас что
обсуждаем? — подал голос Невельской. — Массовые убийства? Других
дел нет?
— Лёша, странно это всё просто, — Хабаров не стал спорить с
молодым князем. Напротив, тон его был, скорее, извиняющимся. Мол,
понимаю, что на ерунду драгоценные часы собрания тратим, но вот
так. — И на душе мне неспокойно. Будто закручивается что-то вокруг
нас, а мы и не ведаем.
— Что ж сразу не сказал! — поморец приблизился. — Версии нам тут
речёшь, а у самого предчувствия!
— Тревога, скорее.
— С чем хоть связана? — спросил Невельской. — Понимаешь?
Хабаров сморщился. Было видно, что говорить об этом ему не
хотелось.
— Не знаю я, Лёша. Ощущение, как перед инициацией — в каждом
событии знаки чудятся. И на душе волнение, будто на приближающуюся
грозу смотришь. Которая всё небо уже закрыла и вот-вот разродится.
Словно что-то случится скоро, а ты знаешь, но помешать никак не
способен. Маета, в общем, а не тревога. Но началось всё после
убийства Гурского.
Подобной поэтики князья от Хабарова не ожидали — их товарищ
всегда был реалистом, даже слишком приземлённым. Переглянулись
между собой, убеждаясь, что им не показалось. У Пояркова, кроме
того, мысль мелькнула спросить, давно ли Борис посещал целителя, но
он её, разумеется отогнал.
— Интересно… — протянул Поярков. — Как перед инициацией,
говоришь?
Единственный его сын, Антон, таковую прошёл совсем недавно.
Князь прекрасно помнил его тревожное состояние в период,
предшествующий этому событию. Плачь, страхи, ожидание скорой и
ужасной смерти — царская кровь безжалостна к своим носителям во
время взросления. У прошедшего же инициацию такого быть не могло по
определению, ведь дар “успокаивался”, будучи принятым телом и
разумом. Кроме одного исключения: когда дар предупреждал о
глобальной опасности. Например, перед применением чего-то
разрушительного из арсенала царского дара. Смутно, но
благовещенский владетель помнил, как о чём-то таком говорил его
отец. Тогда всё закончилось Даманским.